Читаем Сумерки грядущего полностью

А ещё в скверике есть беседка с прохудившейся крышей и лавочками, попорченными перочинными ножами; ребятня постарше тут играла в запрещённые ножички, а старушки из соседней пятиэтажки гоняли их. По вечерам в беседке можно было застать целующуюся парочку. Витя с мальчишками как-то приноровились пугать влюблённых: из старых простыней сделали себе костюмы привидений, и стоило парочке начать целоваться, юные хулиганы выскакивали из кустов и сгоняли страшным воем очередных Ромео и Джульетту. Но однажды попался кавалер не из робкого десятка; не испугавшись нечистой силы, он догнал одного из «привидений» и насовал ему полные штаны крапивы, начисто отбив охоту подражать Карлсону.

Восемь панельных двухэтажек — «хрущёвок» — это его, Виктора, двор, где он провёл своё детство. Отличный по нынешним меркам двор: несколько сквериков, очень много зелени, а перед каждым домом — палисадник с сиренью, берёзками и железными штуковинами, на которых жители выхлопывали ковры. Возле никогда не закрывающихся подъездов скамеечки, на которых в любую погоду сидели бабушки, обсуждающие и осуждающие всех входящих и выходящих. Посреди двора — хоккейная коробка, где в июне, за неимением льда, пацаны играли в мини-футбол, пытаясь забить мяч в маленькие хоккейные ворота. За двором — частный сектор и несколько красивых двухэтажних домов, которые в наше время называются таунхаусами. В те времена это было «элитное» жильё: четыре двухэтажные квартиры в доме, в каждой — собственная веранда и небольшой садик под окнами.

За таунхаусами — «неофициальный» пляж, на котором ребятам строжайше запрещалось купаться из-за ямок и водоворотов. Запреты сопровождались жуткими историями, иллюстрирующими несладкую долю непослушных. Но на ребятню эти рассказы не производили впечатления: всё равно купались — не тащиться же на городской пляж в летнюю жару! У тайного пляжа было своё название — Шум; его так назвали из-за сильно шумящей воды на перекате у плит разрушенной когда-то давно плотины, где водились большие и злющие раки. Вокруг Шума густо росли ивы, за которыми начинался небольшой лесок, а на том берегу была старица, где можно было вдоволь наесться камышовых безвкусных луковиц.

Может, Виктор умер, не выдержав запредельной хроноскорости? И после смерти попал в Загранье? Есть среди учёных сторонники теории Загранья, скорее даже не теории, а научной легенды. Мол, если финитум — это предел всех мечтаний, конечная грань истории, то если перескочить эту грань, мы попадём в загадочное и странное, поэтично звучащее Загранье, лежащее за пределами времени. Там материя не существует, а пересуществует. Любой объект нашего мира обязательно ломается или умирает, если он живой, а там, за пределом времён, ему даётся второй шанс. Умерший человек, побывший некоторое время в мемориуме, перерождается в Загранье и живёт второй раз, помня своё прежнее существование. Мироздание даёт ему возможность прожить новую жизнь, исправив все ошибки прежней.

Хотя, как знать, может, после пересуществования есть ещё и перепересуществование? Эдакая реинкарнация с памятью, которая в отличие от обычной позволяет запомнить прежнюю жизнь. Иначе что толку перерождаться, если ты не помнишь себя прежнего, а, значит, без разницы, ты ли это переродился или родилась новая личность? Интересно, сколько жизней человеку даёт природа?

Хотя чушь всё это! Загранье, если оно есть на свете, выглядело бы странно и непонятно. Ведь папа Виктора, исправляя ошибки молодости, мог жениться не на маме, а на маминой подруге. И тогда Виктор не должен был переродиться, но тогда его бы природа лишила второго шанса по вине отца. Либо Холодов родился бы и не родился одновременно, и подобных ему полурожденцев были бы миллионы. И выглядел такой мир бы не так, как это место.

А этот мир он нашёл после долгих блужданий по пропосам финитума. Сколько он их прошёл, двадцать, тридцать? Уже и не вспомнить. Чуждые материализованные мечты, странные миры, помешанные на клерикализме, милитаризме, абстракционизме, синдроме поиска глубинного смысла… Десятки чужих фантазий разной степени бредовости. Когда он попал сюда, он сразу понял, что это его личный пропос, его материализованная мечта о мире и покое.

Сколько ему лет? Невозможно понять. Может, он — первоклашка Витенька, чистенький и опрятный, а, может — старшеклассник Витька, отличник и активист, которого учителя родной школы «ведут на медаль». Или подающий большие надежды студент Холодов, приехавший в родной городишко на каникулы. А время какое сейчас? На родные девяностые из детства не похоже: слишком всё благополучно и спокойно. Какие-то идеализированные семидесятые: для кого-то эпоха застоя, а для кого-то — период подлинной стабильности.

Перейти на страницу:

Похожие книги