Сумерки

На следующий день я подслушивал мысли всех, с кем ты разговаривала, и был потрясён — ты сдержала обещание. Я совершенно тебя не понимал. Но знал, что не могу позволить себе ещё больше увлечься тобой, и постарался держаться от тебя как можно дальше. И каждый день аромат твоей кожи, твоего дыхания, твоих волос убивал меня снова и снова, как в первый раз.

Он вновь посмотрел на меня, на этот раз удивительно нежно.

— И всё-таки, — продолжал он, — было бы лучше, если бы я выдал всех нас тогда, чем погубить тебя сейчас, когда нет свидетелей, и ничто не сможет меня остановить.

Я была слишком человеком, чтобы удержаться от вопроса:

— Почему?

— Изабелла, — он тщательно проговорил моё полное имя и вдруг свободной рукой игриво взъерошил мои волосы. Дрожь пробежала по моему телу от этого неожиданного прикосновения. — Белла, я не пережил бы, если бы погубил тебя. Ты и представить не можешь, как это терзает меня, — он понурился, снова охваченный чувством стыда. — Одна только мысль о тебе — неподвижной, белой, холодной… мысль о том, что я никогда не увижу, как румянец заливает твоё лицо, как вспыхивают твои глаза в очередной раз, когда ты разгадываешь моё притворство… невыносима, — он поднял на меня полные бесконечного страдания глаза. — Ты — самое важное для меня теперь. Самое ценное из всего, что у меня когда-либо было.

Голова моя закружилась от того, какое направление принял наш разговор. От увлекательного обсуждения моей неминуемой кончины мы внезапно перешли к признаниям. Он ждал, и хотя я не отрывала взгляда от наших рук, понимала, что золотистые глаза внимательно изучают моё лицо.

— Конечно, ты всегда знал, что я чувствую, — сказала я, наконец. — Я здесь… что в приблизительном переводе означает: я скорее умру, чем покину тебя, — я нахмурилась. — Какая же я ненормальная!

— Ты действительно ненормальная, — со смехом согласился он. Наши глаза встретились, и я тоже рассмеялась. Мы вместе осмеивали идиотизм и абсолютную невозможность происходящего.

— Итак, лев влюбился в ягнёнка, — прошептал он. Я отвернулась, чтобы скрыть волнение, охватившее меня при этих словах.

— Какой глупый ягнёнок, — вздохнула я.

— А уж какой лев мазохист, — он пристально вглядывался в глубь леса, а я гадала, куда увели его мысли.

— Почему?.. — начала я и умолкла, подбирая слова.

Он взглянул на меня и улыбнулся, солнце блеснуло на его лице и зубах.

— Да?

— Почему ты убежал от меня?

Улыбка погасла.

— Ты знаешь, почему.

— Нет, я хочу сказать, что именно я сделала не так? Я должна быть начеку и знать, что мне не следует делать. Например, вот это, — я погладила его руку, — похоже, не причиняет вреда.

Он опять улыбнулся.

— Ты не сделала ничего плохого, Белла. Виноват был только я.

— Но я хочу помочь, если смогу. Как не усложнять тебе жизнь?

— Ну, — он немного подумал, — ты оказалась слишком близко. Большинство людей избегает нас, их отталкивает наша чуждость… Я не ожидал, что ты настолько приблизишься. И запах твоего дыхания… — он резко остановился, опасаясь, что расстроил меня.

— Тогда ладно, — сказала я легкомысленно, пытаясь снять внезапно сгустившееся напряжение, — никаких вдохов-выдохов, — и демонстративно сжала губы.

Это помогло — он рассмеялся.

— Да нет, скорее, всё дело было в неожиданности.

Он поднял свободную руку и осторожно положил её на мою шею. Я сидела неподвижно. Холод его прикосновения мог бы стать предупреждением. Но страха не было. Были другие чувства…

— Вот видишь, — сказал он, — всё замечательно.

Кровь ускорила свой бег. Мне не хотелось этого, очевидно, что это всё усложняет. Конечно, Эдвард слышал бешеное биение пульса в моих венах.

— Этот румянец на твоих щеках очарователен, — пробормотал он. Мягко высвободил свою руку из моих, погладил мою щёку и вдруг обхватил лицо своими мраморными ладонями.

— Не двигайся, — прошептал он. Собственно, я и так уже застыла.

Он наклонился ко мне, медленно, пристально глядя мне в глаза. Затем внезапно, но очень нежно прикоснулся щекой к ямке у основания моей шеи. Шевелиться я была совершенно неспособна, даже если захотела бы. Я прислушивалась к его ровному дыханию и смотрела, как ветер и солнце играют его бронзовыми волосами — самым человеческим, что в нём было.

Нарочито медленно его руки соскользнули на мою шею. Я вздрогнула и услышала, как он задержал дыхание. Руки спустились к моим плечам и остановились.

Он повернул лицо, скользнул кончиком носа по моей ключице и нежно прижался щекой к моей груди.

Слушал моё сердце.

— Ах, — вздохнул он.

Я не знаю, сколько мы так просидели, может быть, долгие часы. Со временем биение моего пульса поутихло. Но Эдвард молчал и не двигался, держа меня в своих руках. Я знала, что в любой момент он может сорваться, и моя жизнь остановится. Очень быстро, я ничего не успею заметить. Но не могла заставить себя испугаться. И не могла думать ни о чём, кроме того, что он прикасается ко мне.

А потом он отпустил меня. Слишком скоро.

Глаза его были спокойны.

— В следующий раз будет не так тяжело, — сказал он удовлетворённо.

— А сейчас было тяжело?

— Не настолько ужасно, как я ожидал. А тебе?