Сумеречный Эльф

— Зло без добра невозможно. Зато добро без зла — это и есть основа мироздания. С этого все начиналось. Ведь для здоровья не нужна болезнь, а для любви ненависть, — тихо разносились волны неслышимого голоса. — Может, именно этого не понимали те двенадцать? Где мы ошиблись? Что укрылось от нас в их сердцах?

— Мы вторглись в те миры, что недозволенны для человека, даже таких, как мы, — сокрушался спутник, смиренно складывая руки.

Стражи Вселенной для людей, имеющие мощь останавливать армии, переделывать континенты, сметать любое зло, бессмертные и неуязвимые — великий проект почти всесильных созданий. За этим могуществом Древние обратились в те эмпиреи, что запретны для человека при жизни. Они были уверены, что творят великое благо…

Двенадцать избранных ожидали своего часа, только Сумеречный Эльф на тот момент и не помышлял ни о какой силе. Митрий вспоминал, как этот несгибаемый мальчишка впервые попал в фокус его внимания:

— Тринадцатый… сначала он не был избран. Никто из вас не принимал его.

— Но ты разве не видишь, что он творит? Таков ли Страж людей? — посетовал другой Древний.

— Однако же он стремится к свету. Если бы не тьма в нем… Сколько блага приносит, столько же и боли — он не Страж, он Сумрак.

Митрий помнил судьбу Сумеречного с самого рождения, ведал, откуда в нем тьма. И винил отчасти себя в том, что круг из двенадцати пополнился еще одним своевольным существом, ведь Древний поверил в него, в это неукротимое сердце, что видело самые мрачные и грязные задворки мироздания, но сохранило частицу света.

***

Это случилось в стране Южной Тьмы под покровом кровавого неба в окружении темных лесов, где деревья тянут свои нагие ветви, как крючковатые пальцы зомби. На горе высился уродливым нагромождением камней замок без окон.

Прочь от него со свежей раной вместо пылкого детского сердца бежал мальчишка, не замечая, как ветки царапают его бледное лицо. Внутри все горело огнем гнева, бессильной ярости, от которой он желал закричать по-звериному, но опасался привлекать внимание.

В ту ночь случилось непоправимое: отец убил мать.

Кровь на лбу, много крови после удара перчатки с металлической вставкой. Мать только ахнула, заслонившись руками, но вскоре тело ее обмякло, взгляд синих глаз померк. А ведь столько лет сын оборонял ее, даже пошел на уступки, согласившись со временем стать одним из солдат тьмы! Лишь бы ее, светоч и единственное существо, которое он любил, не трогало это чудовище, которое по злой насмешке судьбы приходилось отцом. Но в ту ночь с него снимались все обещания, все клятвы преступникам, которые называли себя аристократией и высшими военными чинами.

Худенький заморыш, парнишка тринадцати лет, он сбежал из замка во время очередной шумной пирушки его отца, которая по обыкновению переходила в оргию. И там уже кипел котел разврата всех форм, да нередко лилась кровь пьяных драк, которые участники с глумливой гордостью называли поединками.

Он помнил такие страшные сборища с детства, он ненавидел отца и всю его свиту беззаконных приспешников за все те ночи и вечера, которые они с матерью в страхе просидели в самом дальнем углу самой глухой башни, лишь уповая, что никто их не найдет. Обширный замок — склеп, тюрьма.

Внизу из кубков хлестали вино и более крепкие напитки, слышалась похабная болтовня. А в башне испуганная забитая женщина прижимала к груди свое неразумное дитя, даже тихо напевала колыбельные на наречии светлых эльфов, стремясь успокоить их обоих. Так шел за годом год, пока отец не заметил, что растет продолжатель его дела, будущий союзник, еще один талантливый воин армии Короля Злого. Тогда-то он заставил мать отдать сына для тренировок, сам обучал приемам фехтования и темной магии. Только оргии в замке не прекращались, и на это время сын вновь видел мать, незаметно пробираясь в ее башню. Вместе они тихонько прятались за портьерами. Мать часто плакала, обнимая сына, как сокровище, которое у нее отнимали, точно вырывали трепещущее сердце.

— Ты станешь одним из них, — причитала шепотом несчастная женщина.

— Нет! — отвечал неуклонно мальчик. — Я превзойду его во всем, а потом убью. Мы оба сбежим. И будем бороться против Короля Злого. Это правда, что в стране светлых эльфов небо не красное, а лазоревое?

Он вскидывал голову, как норовистый молодой конь, но выглядел еще как несмышленый жеребенок.

— Правда, сынок, правда, — ласково отвечала мать, утирая выступавшие слезы длинным рукавом лилового платья. Разряженная в шелк и бархат, птица в золотой клетке, а хозяин — плотоядный вероломный кот. Семарглы видели сотни таких же, но никогда не имели права вмешиваться. Так заставляло само мироздание. Последствия сиюминутного блага в масштабе вечности слишком часто означали грядущую катастрофу…

— Значит, мы оба его увидим! — уверенно отвечал мальчик. В нем жила надежда, негасимая и непоколебимая. Он верил в лучшее, порой представляя, что однажды сумеет победить самого Короля Злого, того, кто заставил так страдать мать, ведь по вине его походов она попала в плен.