Давление в моей груди стало таким сильным, что на глаза навернулись слезы. Единственным человеком в моей жизни, который говорил, что любит меня, была моя мать. И вот теперь казалось, что внутри меня взорвалась лампочка, забрызгав все чем-то теплым, липким и способным разбить мне сердце.
Нерешительность тянула меня в двух разных направлениях. До боли хотелось сдаться. Но та часть меня, которая была одинокой, изолированной ото всех,
– Я не выйду замуж за человека, которого не знаю, – тихо повторила я.
Он стиснул зубы.
Я дала ему шанс нарушить тишину.
Он этого не сделал.
По моей щеке скатилась слеза, и горло сдавило, словно пытаясь удержать следующие слова.
– Я не могу и дальше быть с тобой, имея от тебя только половину.
В его глазах мелькнуло что-то противоречивое.
Я развернулась к выходу, но его слова меня остановили.
– Только попробуй бросить меня, Джианна. – Это было угрозой, но за ней таилось что-то еще, что-то грубое и дикое. Что-то близкое к панике.
Наши глаза встретились. И, бросив последний взгляд, я вышла за дверь.
Оказавшись в коридоре, я подскочила от звука разбитого стекла. Я представила, как мой апельсиновый сок растекается по его полу рядом с моим выброшенным сердцем.
Десять минут спустя я сидела у себя на диване, не зная, что с собой делать и куда идти, как вдруг моя входная дверь распахнулась.
Я резко подняла на него взгляд, но он отвел глаза, захлопывая за собой дверь. Он
– Ты хочешь знать, что сделало меня таким? Хорошо. – В его голосе звучала горечь. – Я тебе расскажу.
Он широкими шагами прошел в комнату и остановился в паре метров передо мной, а потом издал едкий смешок, словно не мог поверить, что и правда это делает. Словно он уже об этом
Мои легкие сдавило неуверенностью, но они тут же наполнились облегчением от того, что он наконец сдался.
– Моя мать была согласна на все ради пары баксов, Джианна. Что угодно, лишь бы словить кайф. Ее любимым наркотиком был героин, но она была непривередлива.
Я сглотнула, теперь понимая, почему он так себя вел, когда впервые вытащил меня из тюрьмы, хоть мы и встречались до этого. Наркотики. Я, наверное, была ему отвратительна.
– Каким-то образом она оказалась замешана с сутенером из «Братвы». Мы всегда знали, когда к ней приходили клиенты, потому что они всегда стучали три раза и вся наша однокомнатная квартирка, в которой мы жили, вздрагивала. Это был бесконечный замкнутый круг. Невозможно спать, когда в соседней комнате трахаются до четырех утра. – Он провернул часы на запястье. Один раз, два раза,
– Ты думаешь, я сейчас красив? – Он саркастично ухмыльнулся. – Видела бы ты меня ребенком.
Внутри меня все похолодело, в груди начал нарастать ужас.
– Некоторым ее клиентам больше нравился милый пятилетний мальчик, чем моя мать. И она не стеснялась им угождать. Знаешь, что меня больше всего раздражало? У меня был американский четвертак, который я держал под подушкой. Единственная вещь, которая была моей, – его голос стал ядовитым, – и им всегда надо было его, черт возьми, облапать. Взять, улыбнуться и кинуть обратно.
Мои глаза жгло, я больше не могла сдерживать слезы. Позволила им течь по моим щекам, пока он продолжал.
– В конце концов мать вспомнила, что у нее, вообще-то, два сына. Вот тогда-то деньги стало можно грести лопатой. – Его глаза вспыхнули от ненависти. – Тогда я в первый раз убил человека,
Я не знала, ожидал он от меня осуждения или ужаса. Я не чувствовала ни того, ни другого. Некоторые люди заслуживают смерти.
Его губы немного перекосило.
– Никто не отмыл нормально кровь. Оно годами там оставалось, это алое пятно. – Он сказал это задумчиво, словно и сейчас видел то пятно перед глазами. – Русские суеверны, так что со временем они стали бояться трогать меня. Мои глаза их пугали.
Я придвинулась к краю дивана, пытаясь вдохнуть.
– Но сказочка на этом не закончилась. Кажется, мне было лет тринадцать, когда она приковыляла домой, то ли пьяная, то ли под кайфом, а скорее всего и то и другое. Она упала на меня на диване, спутала меня с одним из своих клиентов. – Он горько хмыкнул. – Попыталась трахнуть собственного сына.
Тошнота заворочалась в желудке и стала подбираться к горлу.
– Той ночью она уснула на полу, лежа на спине. Она начала давиться, но вместо того чтобы повернуть ее набок, мы с Ронаном просто стояли и смотрели, как она захлебывается собственной рвотой.
Я побледнела.
Прижала руку ко рту.
Он насмешливо передразнил меня:
– Прости, что не смог рассказать тебе ту милую семейную историю, которую ты так хотела услышать.