Сумасбродка на выданье

Ой, не нравилось ему мое аморальное поведение! Это было по всему видно. И такая позиция была совершенно не в мою пользу. Я бы не хотела его злить, мало ли что он там накопал, но не выгонять же было Мирослава в спальню, лишь бы сохранить незапятнанную репутацию скромной послушницы. Придется товарищу милиционеру смириться с моей распутностью. Кстати, он сам тоже не понравился кое-кому. Бегемот взобрался на комод и оттуда брезгливо косился на Бочкарева, всем своим видом демонстрируя неудовольствие от подобных гостей. Я заметила, едва тот вошел в квартиру, как кот шарахнулся от него, как черт от ладана. О чем это говорит? Лично для меня, что этот человек не слишком подходит для общения. Своему коту я доверяю.

– Итак, Ксения Робертовна, – начал он, едва усевшись за стол, – расскажите, пожалуйста о ваших отношениях со Стелой Марковной Коржиковой.

– Я уже вам, кажется, рассказывала, что у нас с ней обоюдная антипатия. Причем давняя и укоренившаяся, – недовольно поморщилась я. – Чем-то она была недовольна, что-то мне не нравилось.

– В чем она выражалась, эта самая антипатия? И на чем основывалась? – полюбопытствовал капитан.

Мирослав подал ему кофе, пододвинул тарелку с бутербродами. Угощайтесь, дорогой гость!

– По правде говоря, мне не очень хочется повторять свой рассказ, – заметила я хмуро.

– И все-таки я хотел бы настоять на своем, – уперся Бочкарев.

– Насколько я знаю, в подобной беседе вы не имеете право на чем-либо настаивать, – как бы между прочим заметил Мирослав.

– Надо же, а вы откуда знаете, на что у меня есть право, а на что нет? – заинтересовался Бочкарев.

– А я по профессии юрист, точнее адвокат, отсюда и знания Закона, – вежливым тоном просветил Мирослав и жестом фокусника предъявил свою корочку.

Бочкарев внимательно прочитал удостоверение, поморщился, словно надгрыз лимон, и вернул документ Мирославу. После чего с жалостью уставился на меня. «На кого ж ты профессора Коржикова променяла, дуреха?» – читалось в его взгляде.

– Это и есть тот самый адвокат, коим вы мне в прошлый раз угрожали? Впрочем, неважно, тогда, с вашего разрешения (шутовской поклон в сторону Мирослава) я хотел бы попросить Ксению Робертовну рассказать по доброй воле, какие взаимоотношения у нее были с несостоявшейся свекровью, – покладисто согласился сыщик.

И хотя формулировка изменилась, но смысл его докуки остался прежним. Я, в общем-то, защищаемая законом и Мирославом, могла уклониться от откровений, но решила не накалять обстановку. Что делать, придется признаться при Мирославе в тайных червоточинах моего происхождения. Но, к счастью, зазвонил его сотовый, он извинился и удалился в спальню.

– Как я уже вам объясняла, Стела Марковна была против нашего общения с Константином, – вдохновленная отсутствием Мирослава, начала я, – и категорически выступала против нашей свадьбы. Маман полагала, что женой профессора Коржикова должна стать более подходящая особа.

– Подходящая в чем?

– Во-первых, в происхождении. Меня растила одна мама, значит, я автоматически приобретала статус девицы из неблагополучной семьи.

– Почему, у вас что, мама алкоголичка или наркоманка? – заинтересовался Бочкарев.

– Нет, но папа дружил с бутылкой, да так, что пришлось маме от него избавиться. Согласитесь, такие корни ни к чему профессорским отпрыскам!

– Ага, но это не все. Вы же сказали «во-первых», значит, было еще и «во-вторых»?

– Было, – согласилась я. – Сама Стела Марковна всю свою жизнь нигде не работала. Пока была советская власть, она где-то числилась, чтобы не засветиться, как тунеядке, но на службу не ходила. Она благородно пожертвовала собой ради Костика. Она таскала его по кружкам Дома пионеров, водила к частным репетиторам, занималась с ним на дому. В общем, жила ради детей.

– А что, у нее еще были дети?

– Да нет, это я так образно выразилась. Просто эта фраза очень часто звучала в устах Константина, когда он убеждал меня, что не стоит так уж увлекаться карьерой. Это и было как раз «во-вторых». Я, в понимании Стелы Марковны, вела себя, как мужчина, стремясь к денежной независимости.

– Да, женщина, зарабатывающая деньги, что может быть отвратительнее?! – фыркнул Мирослав, усаживаясь за стол.

Я ему улыбнулась и продолжила свои откровения.

– Ее безумно бесила моя работа журналистки, которая приравнивалась практически к самой древней женской профессии. Работать порядочная женщина не должна – этот постулат Костик впитал с молоком матери. Иногда мне казалось, что она так корпела над ним, помогла ему всего добиться в жизни, чтобы до самой своей смерти не работать. Вот уж кто полностью соответствовал образу порядочной женщины в понимании Костика, так это его мать. Святая! Вот какой он ее называл. До сих пор удивляюсь, как это он отважился пойти против ее воли и жениться на мне, ведь она полностью управляла им, как марионеткой.

– То есть, Ксения Робертовна, вы продолжаете утверждать, что гражданка Коржикова была настроена против вас и открыто это демонстрировала?