Сулла

Впечатление, которое произвели действия Суллы на греков, трудно передать. Спустя два века Павсаний злорадно сообщал своим читателям: «За такое безумное глумление над эллинскими городами и над богами эллинов его постигла самая отвратительная из всех болезнь: он весь покрылся вшами» (IX. 33. 4). Тогда же Плутарх разражается длинной морализующей тирадой: грекам «вспомнились Тит Фламинин, Маний Ацилий и Эмилий Павел: один из них выгнал из Греции Антиоха, двое других разгромили в войнах македонских царей, и все же они не только не тронули эллинских святилищ, но даже сами пополнили их новыми дарами, почтили и возвеличили. Да, но ведь они в согласии с законом распоряжались людьми воздержанными, привыкшими беспрекословно повиноваться начальствующим, и сами, обладая царственной возвышенностью духа, соблюдали умеренность в расходах, ограничиваясь скромными и строго определенными тратами, а лесть войску почитали более позорной, нежели страх перед врагом; теперь же полководцы добивались первенства не доблестью, а насилием и, нуждаясь в войске больше для борьбы друг против друга, чем против врагов, вынуждены были, командуя, заискивать перед подчиненными и сами не заметили, как, бросая солдатам деньги на удовлетворение их низменных потребностей и тем покупая их труды, сделали предметом куплипродажи и самое родину» (Сулла. 12. 912).

В оправдание Суллы можно сказать только одно — его действия были продиктованы жестокой военной необходимостью,[923] но когда война завершилась, он постарался возместить храмам потерю сокровищ. С самого начала он обещал возместить взятое в прежних размерах, то есть не просто конфисковывал и грабил,[924] но брал в долг (Плутарх. Сулла. 12.6; Аппиан. Митридатика. 54. 217). Сразу же после побед в Греции Сулла действительно возместил убытки, пожертвовав богам земли, «чтобы обеспечить им ежегодные доходы» (Диодор. XXXVIII. 7). Из этих земель мы конкретно знаем только о землях фиванцев, которые не проявили должной верности римлянам и за то были наказаны: половина их владений была отдана «Пифийскому и Олимпийскому богам».[925] Именно с этого времени, по мнению Павсания, Фивы впали в «крайнюю степень слабости» (IX. 7. 6). Так что можно считать, что размер территории, отторгнутой Суллой, был немалым.

Между тем осада Пирея продолжалась. Солдаты Суллы копали по направлению к морю глубокий ров, который должен был затруднить действия неприятельской конницы на равнине. Ни одного дня не проходило без столкновений у рва или у стен, иногда эти стычки переходили в крупные сражения. Однажды двое рабов из Пирея при помощи надписи на свинцовом шаре, заброшенном из пращи в римский лагерь, известили Суллу, что на следующий день Архелай планирует большую вылазку — он намеревается с пехотой атаковать работающих римлян с фронта, а конница его тем временем ударит по ним с флангов. Сулла по достоинству оценил эту информацию и приготовился к отпору. Когда на следующий день Архелай начал атаку по задуманному им плану, на понтийцев обрушился отряд, заблаговременно укрытый Суллой в засаде, и они, понеся большие потери, отступили в крепость (Аппиан. Митридатика. 31).

Много сюрпризов преподносили и осадные работы. В результате упорного труда насыпь достигла наконец уровня стен Пирея и на ней теперь можно было располагать метательные орудия. Архелай, в свою очередь, стал сооружать башни на стенах, где располагал свои орудия. Видя, что объем работ сильно увеличился и нужны еще люди, он послал за подкреплениями на Халкиду и другие острова, а в тех войсках, которые у него уже были, вооружил даже рабов. Однажды ночью он сделал стремительную вылазку и сжег одну из двух сооруженных римлянами «черепах» со всей находящейся в ней техникой. Солдатам Суллы пришлось ее восстанавливать, и эта работа заняла десять дней (Аппиан. Митридатика. 31).