Сулла

Что касается Мерулы, то он тоже был вызван в суд по обвинению в государственной измене. И у него не было иллюзий в отношении исхода процесса, который возбудили против него только чтобы добиться его смерти. Он начал с того, что отказался от своего священного сана, потому что самоубийство запрещено, если исполняешь обязанности фламина; поднялся на Капитолий в храм Юпитера, вскрыл себе вены и окропил своей кровью алтарь божества и глаза ее культовой статуи, произнеся проклятия в адрес Цинны и всех тех, кто разделял с ним ответственность за убийства. Преступление в форме надругательства, весьма редкое в римском мире, произвело сильное впечатление. Фимбрий поступил в том же смысле, отправившись кончать с собой в святилище Эскулапа в Пергаме, тогда как был волен выбрать совсем другое место, начиная со своего военного лагеря. В случае с Мерулой римлян поразила чрезвычайная тяжесть святотатства, совершенного этим человеком, чтобы вызвать проклятие божества на себя самого и тех, кто был тому причиной.

Возможно, Цинна почувствовал страх после этого трагического события; вероятно также, что, как говорит об этом Плутарх, он «насытился резней» и желал, чтобы положили конец потокам крови. Но нельзя уже было больше контролировать бардиан, составивших персональную охрану Мария, которую он продолжал использовать для кровавого уничтожения всех, кому он не доверял. Желая установить видимость порядка, Цинна с помощью Сертория, который даже в разгар гражданских войн хотел сохранить репутацию порядочного человека, решил убить своих рабов, ставших профессиональными убийцами. Он организовал «ночь длинных ножей»: отряд галлов окружил их расположение в полной тишине, и все были убиты, прежде чем смогли воспользоваться оружием для защиты.

Эта резня бардиан не означала, однако, возврата к законности. Марий и Цинна назначили сами себя консулами на следующий год (86 год до н. э.), и 1 января (день инаугурации, когда они поднялись на Капитолий, чтобы узнать предзнаменования) был отмечен расправами: сын Мария Гай Марий Младший убил собственной рукой бывшего трибуна плебса и отправил его голову консулам. Со своей стороны, Публий Попиллий Ленас, который сам был трибуном плебса, сбросил с Тарпейского утеса коллегу по предыдущему году, Секста Луцилия. По-видимому, в Риме оставалось еще достаточно лиц, кого Марий считал опасными и предполагал уничтожить: два претора, которые тоже должны были бы вступить в должность 1 января, не присутствовали на церемонии инаугурации. Они посчитали более осмотрительным покинуть Рим и укрыться около Суллы. Тогда Марий применил к ним наказание лишением «воды и огня». Старик днем и ночью думал о мести, которую надеялся направить на самого Суллу, но умер 13 января; это стало облегчением для Рима, несколько месяцев испытывавшего кровавую тиранию личности, перед которой он заискивал, потому что она давала ему спасение. И некоторые древние авторы с ужасом вопрошают: «Что случилось бы с Римом, если бы консулат Мария продлился год?» Когда не стало великого Мария, правительство Цинны продолжило тиранию по той причине, что последний незаконно присвоил верховную власть, назначая себе желательных для него коллег: заменив Мария Луцием Валерием Флакком, вменив ему в обязанность провести вторую экспедицию против Митридата. Но хотя Цинна был жив, режим, по крайней мере, прекратил производить террор, и некоторое количество представителей знати согласилось сотрудничать с ним — тем, кто после всего происшедшего был одним из них: цензоры 86 года начали нормально исполнять свои функции, производя ревизию рынков государства, проверяя списки сенаторов и всадников и, особенно, приступая к операции по переписи римских граждан: их в этом году было 463 000 взрослых мужчин, что позволяет утверждать, что интеграция получивших право на гражданство италиков, в действительности, еще по-настоящему не началась (перепись 115 года насчитала более 394 000 граждан, но уже в 70 году их будет 910 000). Наконец, он назвал нового «главного сенатора», так сказать, почетного председателя этого собрания и, если у него достаточно персональных качеств, способного сыграть важную политическую роль — Луция Валерия Флакка, кузена и тезку действующего консула, бывшего консулом в 100 и цензором в 97 годах. В действительности назначение цензором было продиктовано политической реальностью: Луций Валерий Флакк был единственным бывшим цезором из патрициев, выжившим в этот страшный период, и, следовательно, он достиг почетной должности, потому что был, в некотором роде, самым старшим в верхнем эшелоне общества. Добавим, что случай хорошо распорядился: Флакк во время своего консулата проявлял угодничество, граничащее с раболепием по отношению к своему знаменитому коллеге Гаю Марию — по тем временам консулу в шестой раз.