Несмотря на все его раны, несчастный был еще жив, и веревки, которыми он привязан к столбу своих страданий, удерживают его, хотя бедра и ноги разорваны. Каталина сам приканчивает несчастную жертву. Схватив его левой рукой за волосы, он перерезает ему горло и с триумфом демонстрирует свой трофей под аплодисменты разнузданной толпы, тогда как ручьи крови текут меж его пальцев, заливают ему руки. Так бежит он по улицам Города, затем представляет эту голову Сулле, ведущему заседание сената в храме Беллоны. Наконец он омыл руки в сосуде с очищающей водой, находившемся позади соседнего храма, посвященного Аполлону: жертвоприношение было закончено.
В противоположность тому, на чем настаивает Лукиан, это не было только жертвой, принесенной манам Катулла, и в которой не видно то, что Катилииа пришел бы сделать. Если несчастный Грацидиан был принесен в жертву на гробнице Катуллов, то это именно потому, что выбор места для римлян наполнялся политическим смыслом. Правда, если народ восхищался Гаем Марием и даже раболепствовал перед ним, жестокость, которую он проявил в последние дни своей жизни, страх, который он вызывал, истребив всех, кто составлял славу Города, заметно ухудшили его портрет. И с этой точки зрения, смерть Катулла, другого победителя кимвров и тевтонов, того, кто праздновал триумф в тот же день, что и он, была политической ошибкой, которую искупал Грацидиан, который стал инструментом ее. Значит, гробница Катулла была пространством, где противники Мария могли стремиться приносить жертвы Республике. К тому же это объясняет, почему Грицидиан не был единственной жертвой: два других деятеля, Марк Плеторий и некий Вену лей, разделили ту же участь и в том же месте. Но на этот раз древние авторы более сдержанны. Нужно сказать, что оба сенатора не имели той политической значимости, что Грацидиан: возможно, это является причиной того, что мы располагаем лишь немногими сведениями об их судьбе; но нужно понять, что одновременная фокусировка на Грацидиане и Катилине (существовала тенденция свалить на него всю ответственность за погребальный ритуал) представляла также способ стушевать коллективную ответственность за совокупность деяний, воспоминание о которых быстро стало довольно тягостным.
Во всяком случае, жестокое обращение с телом жертв обнаруживает нечто другое, чем просто истязание. Конечно, нужно было заставить противника мучиться как можно больше и как можно дольше; но, последовательно калеча его физически, добирались до его души. Если тела жертв, «просто» обезглавленных на Марсовом поле, были растерзаны прежде чем их бросали в Тибр, то надо вспомнить, что, по глубокому убеждению римлян, целостность тела гарантирует повышение статуса в потустороннем мире. В случаях с Грацидианом, Плеторием и Вену-леем новым было то, что калечение было произведено не над трупом, а над живым телом; вот почему вырывание глаз было последней из операций, произведенных над телом, потому что нужно, чтобы они сами явились свидетелями разрушения тела. Некоторым образом выставление головы на Форуме имело почти такое же значение, потому что, узнанные и идентифицированные римлянами, они оставались там до того момента, пока разложение окончательно не исказит черты. Цицерон в своей речи в следующем году хорошо резюмирует конечную цель этих действий: «Включенный в проскрипции был не просто вычеркнут из числа живых, он даже, если так может быть, помещался ниже, чем мертвые».
Впрочем, с этой точки зрения, совершенно примечательно, что действия наших римлян конца Республики, лишавших труп членов и погребения, не отличались от действий героев Гомера, которые пачкали пылью и землей окровавленное тело своего противника. Погребальный туалет до похорон, которого старательно придерживались в Риме, является другим аспектом того же самого суеверия. И Сулла, который не мог уже отомстить своему старому врагу Марию, умершему четыре года тому назад, не мог привязать его к колеснице и протащить труп вокруг стен Рима, как сделал Ахилл с телом Гектора, протащив его вокруг стен Трои, произвел единственно возможное над ним наказание: приказал разбить его гробницу и высыпать пепел в реку Анио.