– Домработница Наташа, а полностью… Бричкина, кажется. Да, Бричкина. Свежая деревенская девица, кровь с молоком… румянец во всю щеку. Хохотала так, что в другом конце квартиры слышно было. Работящая, ничего сказать не могу. Но Анна Андреевна ее рассчитала… так сказать, по своим соображениям.
– Мне нужно знать, где она живет, – сказал Опалин.
– Я думаю, вы можете навести справки на бирже труда, – заметила Прокудина. – Адреса ее у меня нет. Смутно помню, что она говорила о какой-то родственнице, у которой снимает угол. Может быть, Анна Андреевна лучше знает…
Пришлось опять идти к Анне Андреевне, и Евлахова, бессвязно тараторя, залезла в ящик стола и извлекла оттуда тоненькую записную книжку и груду бумажек с самыми различными заметками, которые она принялась разбирать, снабжая чуть ли не каждый листок своими комментариями. Опалин чувствовал неодолимое желание удрать из этого дома, но профессия все же приучила его к терпеливости, которая иногда приводит к положительным результатам. В конце концов выяснилось, что домработница Бричкина прописана в комнате своей тетки, которая живет совсем недалеко, а именно на Большой Дмитровке, где 3 февраля Галину сбил трамвай.
Старый знакомый
«Кислое дело. Кислое де-е-е-ело…»
Бывают дела гиблые, а бывают дела кислые, и Опалин не сомневался, что происшествие с Галиной Евлаховой – как раз из последних. Чем глубже в него вникаешь, тем больше подозрительных деталей всплывает, и все ведут в разные стороны. Может, уволенная домработница увидела Галину, в душе Наташи вскипела злоба, и она толкнула девушку под трамвай? А может, тут приложил руку кто-то из Роггов? Или бывший жених? Вроде причин убивать Галю у него нет, но то, что они недавно разошлись, уже странно, такие отношения всегда нужно проверять. Учительница немецкого еще живет поблизости – совпадение или нет? А еще есть показания вагоновожатой, которая солгала, что видела кого-то рядом с Галиной за секунды до гибели, и как-то надо вывести лгунью на чистую воду, как-то…
«Ну Карп, ну хитрец, – внезапно сообразил Опалин, – нарочно дал мне такое муторное дело, чтобы я завяз в нем и не занимался бандой Стрелка. Вот возьму и напишу: несчастный случай, и катитесь все… Подумать только, если бы я сидел с другой стороны вагона, то сам мог бы увидеть, что именно тогда произошло… Или не мог? Туман, чтоб его…»
Он решил, что на сегодня с него хватит Евлаховых, Прокудиных и всего, что их окружало, и отправился на Садовую-Сухаревскую – к Матвею Сироткину, у которого рассчитывал навести кое-какие справки насчет Ярцева.
И там его ждал настоящий удар.
– Видишь ли, Ваня, – смущенно сказал Сироткин, – я бы с удовольствием тебе рассказал все, что знаю, но от вас звонили и строго-настрого запретили давать тебе любую информацию. Ты, говорят, с ним приятельствуешь, он наверняка к тебе пойдет, так вот: не надо ничего ему говорить. Так что извини…
Ваня сидел, сгорбившись и свесив руки между коленями, и смотрел на коллегу глазами побитой собаки. Опалин и сам не знал, что именно его задело больше всего – то, что ему не доверяли, или же то, что его просчитали и действия его предугадали, да еще настолько точно.
– Я ни в чем не виноват. – Он знал, что оправдываться нельзя, но его все же тянуло объясниться. – Я просто хотел…
– Нет, Ваня, – покачал своей большой лохматой головой Сироткин, – нет. И давай закроем тему.
Опалин относился к людям, которых препятствия только раззадоривают – но на сей раз препятствий оказалось слишком много, а дело, которое ему поручили, вдобавок поглощало большую часть его ресурсов. Идя по улице после разговора с Матвеем, Иван почувствовал, что начал колебаться. «Может быть, в самом деле стоит отступиться? – нашептывал ему внутренний голос. – Когда все против тебя…»
«Да что против меня? – тотчас же возразил он сам себе. – Ничего еще не решено». Но по опыту он уже знал, что колебания чаще всего являются признаком отступления. А Опалин ненавидел отступать, ненавидел признавать свое поражение.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он отправился на Большую Дмитровку, рассчитывая поговорить с учительницей немецкого и с подозрительной домработницей. Но учительница, как сообщили соседи, еще не вернулась с работы. Зато домработница оказалась дома. Тетка, у которой она снимала угол и которая впустила гостя, была столь злобна на вид, что Опалин сразу же пожалел, что сказал о том, что он из угрозыска. «Как бы она девчонку не сожрала», – подумал он с беспокойством, озираясь и ища местечко, куда бы сесть. В углу была железная кровать, отгороженная от остальной части комнаты старой ширмой, и больше ничего. Пришлось сесть на кровать, рядом с девушкой.
– А зачем угрозыск, что случилось? – спросила Наташа, с беспокойством глядя на него. – Я в жизни ничего ни у кого не брала…