Суер-Выер. Пергамент

– Я САМ от себя убежал, а другой Я САМ остался! Ужас! Ужас!

Я остался – и Я же убежал!

Нет! Это невыносимо!

Лучше застрелиться! Или повеситься?

Отравиться – вот что надо сделать! Где курарэ?

Где этот сильный яд-курарэ?! Где?

Нет, но если Я отравлюсь, что же будет со МНОЮ УБЕЖАВШИМ?

Помру или нет? Погоди, погоди, погоди.

Подумай! Подумай! Подумай!

Я – помру, а тот Я, ЧТО УБЕЖАЛ, останется жить!

Значит – надо травиться!

О БОги, БОги МОи! ЯДу МНе! ЯДу!

– Я интересуюсь, – встрял неожиданно лоцман Кацман, – а где деньги, которые вам подали?

– А деньги тот Я САМ унёс.

– Ну, возьмите ещё целковый, – сказал Суер.

– Не надо! – вопил Покинутый. – Ничего мне теперь не надо! Ни денег, ни славы, ни почестей, ни богатства! Верните мне МЕНЯ САМОГО!

– Выпейте валерьянки, – предложил Пахомыч, – успокойтесь, может, он сам вернётся?!

– Ну, конечно, жди! – корчился в рыданьях Покинутый. – Я САМ СЕБЕ так надоел, так мучил САМОГО СЕБЯ! Теперь я пуст! Кошмар! Кошмар!

Верните мне МЕНЯ САМОГО! Я теперь не Я!

А кто Я?

Я – САМ или НЕ САМ?

От таких вопросов, ей-богу, башка может лопнуть! Ой, лопается башка! Как бочка! Обручей! Обручей! Слушай-ка, Я, ты погоди! Не ори! Разберись в себе самом!

Итак! Был Я, но я хотел от самого себя убежать!

Ой, сейчас затылок отвалится!

И УБЕЖАЛ!!!!!!!

Лопнула башка! Затылок отвалился!

Виски упали до уровня подбородка!

Я ОСТАЛСЯ и Я же УБЕЖАЛ!!!

– Успокойтесь, Покинутый собою, – сказал сэр Суер-Выер. – Пожалуй, большинство людей на свете иногда желает убежать от самого себя, но никогда никому этого сделать не удавалось. Вы – первый! Гордитесь! Первый человек на земле, который убежал от самого себя!

– Мы свидетели, можем подтвердить, – подтвердил старпом.

– Действительно, это – сверхрекорд, – согласился Покинутый, – но установил-то его не Я, а ТОТ Я, который убежал! О горе мне! Горе!

О горе мне!

Я так себя хреново вёл, что сям от себя убежал!

Курарэ! Курарэ! Курарэ!

Гдэ ведрэ курарэ???

Стакан курара! Стакан курара!

Вы не знаете, где растут бледные поганки? Подскажите адресок!

– Ты чего орёшь? – послышался вдруг знакомый голос, и ТОТ Я, КОТОРЫЙ УБЕЖАЛ, высунулся из-за скалы.

– А что? – удивился Я ПОКИНУТЫЙ.

– Орёшь, говорю, чего?

– Да как же мне не орать-то? Ты-то «Я» убежал!

– Вести себя надо было лучше, а то пил как лошадь, воровал, попрошайничал, двоежёнствовал, не платил алиментов, жил по поддельному паспорту, ночью поедал чужую сметану, обманывал маму!

– Вернись! Я буду лучше! Мне ведь ничего не надо, кроме тебя! Мне даже деньги предлагали, и я не взял! Мне только тебя нужно! Только тебя! Вернись ко мне, мой дорогой Я!

– Деньги? Какие ещё деньги?

– Целковый.

– И ты не взял?

– Не взял, – гордо ответил Покинутый.

– Вот всё-таки дурак! Как был дураком, так и остался! Гордость заела! Бери, пока не поздно, да проси побольше, дубина стоеросовая! Тогда, может, и вернусь!

– Извините, господа и сэры, – обратился к нам Покинутый с поклоном, – тут этот «Я УБЕЖАВШИЙ» обещает вернуться, если денег подадите. Вы уж подайте Христа ради!

– Христа ради? – удивился Суер, вспоминая, видно, недавнюю нашу распрю. – Это уж ради примирения вас с самим собою.

– Почему же не Христа ради? Господу, может, угодно такое примирение?

– Тогда уж примиряйтесь бесплатно. Впрочем, вот целковый.

– Маловато, сэр, – почесал в затылке Покинутый. – Боюсь, Я УБЕЖАВШИЙ не вернётся. Погодите, я покричу. Эй ты, Я УБЕЖАВШИЙ! Эй! Тут дали целковый!

– Не, – отвечали из-за скалы, – не вернусь.

– Вертайся, хватит!

– Да ну тебя, дурака слабоумного, и просить-то толком не умеешь.

– Вернись же, вернись! Хочешь, я курить брошу?

– Да ну, ерунда, враньё, силы воли не хватит.

– И пить брошу, клянусь!

– А это ещё зачем?

– А что, не надо?

– Пей, но в меру. Но главное – денег проси, иначе – не вернусь. Поеду в Мытищи, у меня там баба знакомая.

– Это Людка, что ли?

– Вспомнил наконец, тоже мне…

– Так её ж посадили!

– Да не её, дурак, сына посадили, Боряшку! Ну и папаша! Всё! Пока! Уезжаю в Мытищи! Ты не помнишь, когда уходит последняя электричка?

– Сэры! Сэры! – рыдал Покинутый. – Умоляю… Добавьте же… прошу…

– Сколько же надо? – начиная раздражаться, спросил капитан.

– Эй ты, Я! – крикнул Покинутый. – А сколько надо?

– Бери червонец, за меньшее не вернусь!

– Вы слышали, сэры? Червонец!

– Прямо не знаю, – сказал капитан, – у кого из нас есть на червонец жалости? Может, у вас, старпом?

– Чего? – удивился Пахомыч, в некоторых ситуациях сильно напоминающий господина боцмана. (Подчеркнём – в некоторых.)

– Жалости на червонец есть?

– Жалости много, – отвечал старпом, – а червонца нету. Пусть берёт чистую жалость, бесплатно. Между прочим, в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году моя жалость на чёрном рынке в Неаполе кое-кому дорого обошлась.

(Тут мы должны отметить, что на такую сложную жалость боцман всё-таки не тянет.)

– А вы, лоцман?