Суер-Выер и много чего ещё

— Сюда бы лаврового листа напихать, верно, дядя Вась? — сказал Крендель, слегка заискивая. Он то прикрывал глаза, то открывал их, чтоб не ослепить случайных прохожих.

— Как у вас-то дела, на голубятне? Следов на крыше не нашли?

— Пуговицу нашли, — махнул рукой Крендель.

— Покажь.

Крендель вынул из кармана пуговицу и почтительно подал ему. Куролесов повертел её в руках.

— Совпадение, наверно, — задумчиво сказал он.

— Какое? — не понял Крендель.

— Да нет, это совпадение. Капитан одного типа ищет, который ворует телевизоры. Жуткий телевор! Сопрёт телевизор, а на подоконник пуговицу кладёт: то солдатскую, то матросскую. Железнодорожных, правда, не было. Да и не может один человек воровать и голубей, и телевизоры.

— Почему?

— Сам подумай: голуби — и телевизоры. Очень уж разные вещи. Не могут они ужиться в одном мозгу.

— А вдруг это такой мозг, в котором могут?

— Не думаю. Но… Ладно, возьму пуговицу, покажу капитану.

Куролесов достал из кармана небольшую коробочку, вроде школьного пенала, и сунул туда пуговицу. Изнутри пенал был выложен чёрным бархатом, а на крышке было написано: «Для вещественных доказательств».

— Приезжайте к нам, дядя Вась, — сказал Крендель.

— Постараюсь, — сказал Куролесов и добавил, протянув мне руку: — Ну а ты что молчишь? Хочешь, чтоб я приехал?

— Ещё бы, — смутился я.

— Ну вот, молодец, — сказал Вася, хлопнув меня по спине. — Давай, давай, разучивай новые слова.

Куролесов отошёл на два шага и вдруг быстро и неожиданно смешался с толпой. Мы глядели ему вслед, но не видели никакого следа, только взлетела над толпой какая-то рука, махнула кому-то, но неизвестно, нам или не нам.

— Не хочу домой, — неожиданно сказал Крендель. — На голубятню смотреть не могу.

В бане Крендель был молодцом и у метро, прощаясь с Куролесовым, держался как надо и вдруг прямо на глазах скис.

Что ж поделаешь? Так бывает порой.

Порой приходится видеть человека, который куда-то бежит, яростно звонит по телефону, требует билетов, пропусков, ругается с продавцами, кипит и вдруг — скис. Никуда не бежит, ничего не требует, смотрит блёклым взглядом на мутный мир и видит плакат:

ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЕ

«Не могу, — думает он. — Не хочу смотреть и видеть всё это».

Тусклое висит над ним небо, и тупое солнце жалкими лучами слабо освещает мелкий румянец на его невыпуклых щеках.

— Упадок сил, — говорит он сам себе. — Крушение надежд.

В шлёпанцах на босу ногу сидит он в кресле, глядит телевизор, нервно спит, скучно просыпается. Он может умереть, потому что потерял надежду.

Мы с Кренделем тоже потеряли надежду, но умирать пока не собирались.

Мы пошли потихоньку домой, к Зонточному переулку, а надежда плелась где-то сзади, постояла у плаката «ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ», а скоро и вовсе отстала от нас.

Покупатель-разгильдяй

Между тем человек, в мозгу которого совмещались не очень-то совместимые вещи, вышел из дома и направился к трамвайной остановке.

«Странный всё-таки у меня мозг, — думал он. — Сам не пойму, как это в нём совмещаются голуби и телевизоры. Это, конечно, мозг художника. С одной стороны, я люблю природу — отсюда и голуби. Но с другой стороны, я же современный человек, и вот вам пожалуйста — телевизоры. Удивительный мозг. Двусторонний!»

Похититель улыбался, ласково гладил свою голову, в которой заключался чудесный двусторонний мозг. У него было хорошее настроение. Да и погодка, надо сказать, была сегодня отличная.

На бульварах пахло тополиным клеем. По асфальту прыгали воробьи цвета просёлочной дороги. В небе летали голуби, и Похититель любовался ими, весело похищая взглядом то одного, то другого.

«Славная погодка, — думал он. — Самая погодка для сбыта краденого. Хорошая, славная погодка. В такую погодку хочется немножко любви».

У трамвайной остановки Похититель затормозил и оправил висящий за спиной рюкзак, в котором был спрятан садок с монахами. На остановке стояли пять милиционеров.

«Неважная примета, — подумал Похититель. — А не привёл ли Монька хвоста? Тайнинская смесь — штука ненадёжная, уж больно воняет».

Сбоку придирчиво оглядел он милиционеров, незаметно попытался заглянуть им в глаза. Но милиционеры глаза свои прятали под козырьками, а когда подошёл трамвай, дружно вспрыгнули в него, осветив вагон пуговицами и значками.

Похититель подождал другого трамвая, на котором и добрался до вокзала. По дороге он встретил не так уж много милиционеров, человек десять, не больше. И на вокзале, и в кармановской электричке они попадались редко, Похититель даже подсчитал, сколько приходится на один вагон. Получилось — полтора.

«Это ещё можно жить», — думал Похититель.

На рынке в Карманове он вообще вздохнул свободно. Нигде, куда ни кидал он взор, не было видно милиционера, только рыночная толпа валила в ворота и вываливала из них. Слышался пёстрый базарный гул и равномерный, как морской прибой, шорох подсолнечной шелухи под ногами.

У башни, на которой росла берёза, Похититель наткнулся на гражданина Никифорова. До этой минуты Похититель и гражданин никогда в жизни не видели друг друга, и эта неожиданная встреча поразила их.