Судороги

– Какие слова… – Алексей вздохнул, слеза потекла по его щеке – «И вот я, СУРРОГАТ, ИММУНОАНДРОИД, умирая говорю вам. Что может быть на свете сильнее смерти? ЖИЗНЬ! Так не теряйте же в себе человечность!»

Ян сидел, опустив голову. Подкативший к горлу ком душил его. Браун и Том чувствовали себя не лучше. Все трое молчали, потому что не могли говорить. Стэлка держала на руках братика, а тот пальчиком водил ей по щеке, таким образом «сопровождая» слезы. Анна держала на руках маленькую Наденьку и была более сдержанной. Но всем своим существом она вновь переживала то прошлое, что уже никогда не совершится в будущем, но что забывать нельзя!

– А мы вот как раз этого доктора и ищем, – произнес немного успокоившийся Браун.

– Это Альфреда Росса? – спросила Анна.

– Ну да, – ответил Том, – того самого.

– Дадим ему весточку, – сказал Алексей. – Насколько нам известно, он жив, здоров. С ним все в порядке.

– А вот насчет его бумаг, – произнесла Анна, – Это, конечно, интересно. Чего он там понаписал, что за ними так охотятся?

– Он как раз упоминает иммуников, – сказал Браун.

– Думаю, что этот ваш Эндрю хитер! – Алексей прищурил глаза. – Ладно, пойдемте домой.

– Пап! Я еще немного побуду здесь, – произнесла Стэлла.

– А я с ней, – сказал Ян.

– Да побудь, – ответил Алексей. – Степушка! А ну-ка, идем с нами.

Но Степка ни в какую не хотел покидать сестру. Даже чуть не заревел.

– Пап, да ладно, пусть с нами будет! – Стэлла прижала братика к себе.

– Хорошо! Только смотри за ним! – произнес Алексей и пошел со всеми домой.

И вот Ян, Стэлла и Степка остались одни. Солнце ярко озаряло кладбищенские кресты. Вдруг Стэлла произнесла:

– Хоть, наверное, и грех петь на кладбище, но я что-то очень хочу это сделать. Тем более никого нет. Надо подумать! Я дочь иммуноандроида и простого человека. Странно как-то. Анна роды принимала, это я в курсе. Но все остальное, то, что услышала… Уму непостижимо! А вот петь чего-то хочется. Хочу петь природе, которая нас родила. Ее чистоте! Ее красоте! Она невероятна! Единственное, что смущает, это только то, что у меня это получится как бы искусственно. Ведь я сразу стала играть на скрипке, даже ничуть не трудясь. Не прилагая каких-либо усилий. Это меня смущает. Так же и петь сейчас начну. Я же никогда раньше не пела. Если у человека талант, то он его развивает. Он трудится в поте лица своего. А я? Даже не талантливая, все получается само собой. Мне даже немного страшно.

– А чего ты боишься? – спросил ее Ян.

– Не знаю, – Стэлла смотрела на природу. – Не знаю, Ян. Мне кажется, что это аванс.

– Это как? – не понял Ян.

– Мне кажется, что все, что мне дано, это только аванс. Как будто какая-то система подписала со мною контракт. Причем в день моего рождения. И если я пойду против «НЕЕ», то буду умерщвлена.

– Да что ты такое говоришь? – Яну стало немного не по себе. – Контракты подписывают с нечистой силой! Причем сознательно. А причем тут ты?

– Да… – выдохнула Стэлла, – Может ты и прав. Может действительно все хорошо?

– Конечно! – повеселел Ян. – Но…ведь ты хотела петь, не так ли? Так пой!!!

– Ян, – у Стэллы немного перехватило в горле, – я не знаю.

– Чего не знаешь? Пой, Стэлла! – Ян смотрел на нее, и вдруг показалась она ему прекрасной женщиной, как будто с иной планеты. – Пой, прошу тебя! Я знаю только одно. Ты родилась такой, какая ты есть, далеко не зря! Человек вообще рождается чтобы что-то выполнить именно здесь, на Земле. Система, как ты говоришь, наверняка ждет от тебя чего-то, известное только ЕЙ! Поэтому не смущайся того, что тебе все так легко дается. От тебя потребуется большее. Но в свое время.

– Спой, – вдруг поддержал Яна Степушка и, ласково улыбнувшись, прижался к Стэлке.

Стэлла, став во весь рост, распрямила плечи. Озаряемая полуденным светом, держа на руках Степку, вдохнула свежий, в свою полную сил грудь воздух и…

Это было невероятное пение–призыв! На правой руке у нее сидел Степка, открывши от удивления ротик. Левая ее рука была протянута к Солнцу! Гимн природе буквально лился из сердца Стэллы! И природа, казалось, отвечала ей взаимностью. Каждая травинка, каждое деревце впитывало в себя это невероятное пение, этот невероятный голос, который отозвался в них и наполнил жизненной силой.

Птицы поют в лесах наших светлых!

Птицы летят во просторах полей!

Все от простых и еле заметных

Вплоть небесных больших королей!

Бездной лазурною небо над нами,

Травы укрыты жемчужной росой,

В утро и вечер, меж днями, ночами

Вижу величье страны я родной!

Воздух в лесах и полях наших чистых

Ветром грядет иль пребудет в тиши,

Грома раскаты от молнией быстрых

Словно раскаянья ждут от души!

Стэлла умолкла. Ян просто не знал, что и сказать. Невероятным, неземным голосом пела Стэлла. Неземным голосом пела о Земле, о природе. Затем, придя в себя, произнес:

– Ну ты даешь! Вот это да! Правда кое-что неправдоподобно.

– Что именно, строгий мой критик? – Стэлла, улыбаясь, смотрела на него.

– Какие же вот сейчас наши леса и поля чистые? Сколько в них мусора всякого! Это же просто кошмар! Какие же они чистые после этого?