Судный день Орбитсвиля

– Спасибо! Спасибо! – У Никлина вдруг возникло безотчетное чувство, что надо спешить. – Значит, время нашей встречи подходит к концу?

– В мысленном измерении нет времени в твоем понимании. С одной точки зрения, перенос осуществляется мгновенно, с другой, он длится сорок миллиардов лет.

– Но диалог подходит к концу.

– Ты почти достиг предела.

– Тогда еще один вопрос. Прошу тебя! Я должен узнать ответ.

По ту сторону полночной равнины тяжелое нечто, казалось, шевельнулось.

– Я слушаю.

– Кто ты?

– Теперь тебе не нужен ответ.

Никлин отчетливо видел движение. Что-то увеличивалось в размерах, росло. Оно готовилось к уходу.

– Ты ЗНАЕШЬ, кто я. Ты ЗНАЕШЬ, разве не так, Джим?

– Да, – прошептал Никлин. Сосуд его разума наполнился до краев. – Я знаю, кто ты.

Глава 23

Шесть летательных аппаратов "Керлью" компании "Вудстон Скайвейз" выстроились в ряд, дожидаясь отправки пассажиров в региональный центр Рашпорт. Выбор на "Керлью" пал потому, что они могли взлетать с неподготовленной травяной площадки. Каждый аппарат вмещал минимум десять человек. Пассажиры "Тары" должны были совершить недолгий перелет до Рашпорта, где пересядут на аэролайнер, который перенесет их на восемь тысяч километров, в Бичхед-Сити.

За "Керлью" замерли три крошечных и быстрых самолета, принадлежащих агентствам новостей, первыми поспевшими на место события. Над аппаратами высился огромный, сверкающий медью корпус "Тары". За кораблем лежало озеро, протянувшееся до самого горизонта; низкое утреннее солнце играло на его поверхности алмазными бликами.

Никлин решил, что проживи он хоть тысячу лет, ему никогда не привыкнуть к движению светила. Прошлым вечером, в день возвращения "Тары", Никлин наблюдал первый в своей жизни закат. Он не мог оторвать глаз от удивительной и прекрасной картины – пылающий алый диск медленно исчезал за линией горизонта. Как и большинство ошеломленных происшедшим пассажиров "Тары", он провел большую часть ночи под открытым небом, разглядывая звезды и с волнением дожидаясь, когда же вновь появится солнце. Хотя Джим конечно же знал, что оно должно взойти на противоположной стороне (как, разумеется, и случилось), восход наполнил его чувством глубочайшего изумления. Реальное подтверждение того, что отныне он будет жить на внешней поверхности сферы, явилось для Никлина, привыкшего к изолированности Орбитсвиля, почти религиозным переживанием. Он чувствовал себя беззащитным перед безбрежной Вселенной, крошечным микроорганизмом, прицепившимся к огромному мячу, запущенному в незнакомое пространство. Словно гармонируя с меньшими, по сравнению с Орбитсвилем, размерами нового мира, степень человеческой активности, казалось, возросла, напомнив Никлину трепещущую активность крошечных созданий, для которых космосом является капля воды…

Одно мгновение "Тара" летела в межзвездной тишине, а уже в следующее – покоилась на залитой солнцем, заросшей густой травой поляне. Часы на корабле не зафиксировали никакого разрыва во времени, но каждый из пассажиров, включая детей, помнил о странном состоянии вне времени.

Насколько Никлин смог установить, все они, за исключением лишь его самого, провели это безвременье в кратком и безмолвном общении с добрым божеством, скрытым за сияющим белым облаком.

Все они вышли из этого состояния, по сути дела, теми же людьми, только еще больше утвердившись в своей вере. Первое, что сделал Ропп Воорсангер после приземления "Тары", – вывел всех пассажиров на заросшую буйным разнотравьем поляну и вознес благодарственный молебен. И никогда еще в истории человечества не существовало религиозного братства столь единого и непоколебимого в своей вере. Но ведь, в конце концов, эти люди стали участниками яркого и удивительного чуда. Они уже считали себя мертвецами, но оказались спасенными, и спасение их сотворило Божественное Вмешательство. У них, как ни у кого другого, были все основания слиться в едином "Аллилуйя!”

То, что испытал Никлин, сильно отличалось от переживаний остальных, и, наверное, поэтому в нем произошли неизбежные перемены. Он вышел из всего этого с совершенно иными убеждениями. И эти новые убеждения требовали от Джима пересмотра его личной модели реального мира. Соответственно, он вынужден был признать существование верховного разума. Зовут ли его Бог, или Добрая Фея, или Газообразное Позвоночное – это не имело никакого значения для того главного, центрального факта – он, Джим Никлин, больше не может вести жизнь скептика и нигилиста.

Гуляя в одиночестве под непривычным звездным небом, Джим раздумывал, могло ли воздействие на него быть еще более сильным, таким, чтобы он признал существование ветхозаветного Бога, а не только высшую Личность немистического характера.

Ты ЗНАЕШЬ, кто я.