Судный день

Полковник Старцев не предпринял попыток пообщаться с Богдановым наедине. Значит ли это, что он за подполковника спокоен или же просто возможности не представилось? Нет, чушь. Если бы Старцев хотел, он бы сам организовал такую возможность. Значит, посчитал это лишним. Еще вопрос: почему Мортина отстранили от операции? Действительно ли появилось некое дело большей важности, чем ситуация в Египте? Или Мортину стало известно что-то такое, что он поспешил откреститься от заведомо проигрышной операции?

Действительно ли она проигрышная? Спроси об этом Богданова в открытую, он бы, пожалуй, дал утвердительный ответ. Если бы им позволили личный контакт, тогда дело могло выгореть. Но как можно узнать, что в голове у человека, если ты с ним даже одной беседы провести не можешь? Никаких личных контактов, никаких насильственных действий, ни допроса с пристрастием, ни личного досмотра. И как прикажете действовать?

«На месте разберемся», – так ответил Шилкин, когда Богданов попытался поговорить с ним на эту тему. Разберется он, как же! Им хотя бы с одним успеть разобраться, но ведь не влезешь и впрямь в голову, не прочитаешь мысли на расстоянии, чтобы узнать, на кого стоит тратить время, а про кого просто забыть. Вот еще один вопрос: что, если Служба общей разведки Египта ошиблась? Что, если ни один из тех, на кого предстоит вести охоту, не причастен к утечке информации из главного штаба Садата? Что тогда? Снова провал? Быть может, именно такого исхода и опасался Мортин, оттого и самоустранился?

– Просыпайтесь, уважаемый! Просыпайтесь!

Богданов вздрогнул, открыл глаза. Перед ним стояла стюардесса и с виноватым выражением лица энергично трясла его за плечо. «Ого, вот это я отрубился, – Богданов спросонья заморгал глазами. – Уже прилетели, а я даже после взлета ремни не отстегнул».

– Простите, видимо, укачало. Не заметил, как уснул, – глупо произнес Богданов.

– Не страшно. Поднимайтесь, пора на выход, – стюардесса помогла ему отстегнуть ремни, посторонилась, пропуская Богданова. – Вы без багажа?

– Ручной клади нет, если вы об этом.

– Стараюсь быть полезной, – стюардесса улыбнулась. – Если бы вы знали, как часто пассажиры оставляют в салоне свои вещи, а потом бегают, отыскивая пропажу.

– Хорошо, что вы всегда начеку, – неловко похвалил Богданов. – Спасибо за приятный полет!

– Всего хорошего. Счастливого пути, – на автомате пожелала стюардесса и пошла по своим делам.

Самолет Богданов покинул одним из последних. Первый транспортный автобус уже ушел к терминалам, второй ожидал последних пассажиров. Богданов протиснулся к окну, прижался лбом к стеклу. Куртку пришлось снять. Выезжали из Москвы при неуверенных плюс трех, а в Париже их встретила жара до плюс двадцати пяти. Серьезный перепад для нескольких часов полета. Голова слегка побаливала. С некоторых пор Богданов заметил, что перелеты стали сказываться на здоровье. Это было неприятно, доставляло неудобство и заставляло задумываться о возрасте.

Какой будет для него старость? Разведчик в отставке, чем он станет заниматься, как коротать досуг? Разводить цветы на подмосковной даче на пару с женой? Жена! Богданов вспомнил их расставание. Нехорошо получилось: уезжать от жены в момент ссоры всегда скверно; когда же не знаешь, чем закончится для тебя очередное задание, совсем паршиво. Из гостиницы он пытался ей дозвониться, трубку никто не взял. Неудивительно, Елена редко бывала дома в дневное время. Пришлось звонить соседке, объяснять про командировку и просить, чтобы та передала жене.

Соседка сразу догадалась, что с Еленой у него вышла размолвка. Может, по его тону, а может, подслушивала, интуиция тут ни при чем. К просьбе, правда, отнеслась с пониманием. Пообещала все передать и еще про любовь от себя добавить. Богданов не стал возражать. Положил трубку, вздохнул. Осадок от ссоры никуда не делся. Ни тогда, ни сейчас. Теперь уже ничего не изменить. Из Парижа не позвонишь, письмо не напишешь. Придется отложить примирение до возвращения.

Автокар остановился возле терминала, пассажиры гуськом выходили и исчезали за стеклянными дверями. Богданов вошел в терминал, поискал глазами товарищей. Останавливаться не стал, чтобы не создавать толкучку, народ дружным потоком следовал к стойке паспортного контроля. Встав в общую очередь, Богданов, наконец, увидел своих. Шилкин успел пройти через стойку паспортного контроля и перешел к осмотру таможенному. Казанец и Дубко продвигались в очереди, но контроль еще не прошли. У Дорохина, следовавшего за Шилкиным, с пограничником возникли какие-то разногласия. Пограничник на правильном английском задавал Дорохину вопросы, а тот едва что-то мямлил в ответ.