Всего год прошел со времени заключения договора с эмиром Тимуром, благодаря чему в Ширване, знаменитом своими шелками и прочими богатствами и постоянно из-за них терпевшем грабительские набеги ближних и дальних правителей, наступили наконец мир и благоденствие. Участники высокого меджлиса, как и все ширванские вельможи, еще жили торжеством благословенного дня заключения договора, вследствие которого по дорогам беспрепятственно ходили верблюжьи караваны, доставляя из червоводен, раскиданных во множестве в Аране вдоль Куры, а также среди тутовников меж Шемахой и Маразами, в городские шелкопрядильни драгоценные коконы, ценившиеся на вес золота, зная, что их караванам не угрожают отныне разбойничьи набеги, .и считая тимуридов, сновавших по дорогам, не врагами, а друзьями и защитниками, эмира же Тимура и его наследника Миран-щаха - крепостью и щитом Ширвана, благословенного островка, счастливо уцелевшего в залитом кровью мире.
Во всех мечетях в праздничные дни читали хутбу - благословение эмиру Тимуру; в будни же называли в пятикратном намазе имя его среди святых имен, и все разговоры при дворе - как частные, так и официальные - начинались здравицей в честь могущественного союзника и покровителя. Вельможи не подозревали о враждебном отношении Мираншаха к Ибрагиму, равно как и о далеко идущих замыслах Ибрагима, и, протестуя против еретического учения Фазлуллаха, никак не полагали, что носители его, трактующие о таких умозрительных и отвлеченных предметах, как вселенная человек, бог, явятся самыми что ни на есть действительным врагами эмира Тимура. Никто из них, кроме разве что принца Гёвхаршаха, не понял смысла слов Ибрагима о "враге наших врагов", и никто, понятное дело, не связал их с Тимуром. Вот почему меджлис окончился в пользу хуруфитов, и Фазлуллах, получив резиденцию в Баку, обосновался там.
В течение семи лет, прошедших с того меджлиса, как ни ширилось царство Тимура, обретая все новую мощь, и как ни гремело имя эмира самаркандского, заслужившего славу несокрушимого завоевателя, повсюду, где ступала нога дервишей Фазла, сотни тысяч людей выходили из повиновения и становились батинитами; многие же укрывались в неприступных горах в ожиданий дня Фазла, когда в городских общинах аснафа выступят батиниты, а горы и скалы обрушатся на тимуридов. Это-то и нужно было Ибрагиму. По его мысли, шейх Фазлуллах уже сделал свое дело, продолжить следовало не ему. Пришедши семь лет тому назад в Ширван обыкновенным шейхом, он именовался ныне шейхом Великой среды (Великая среда - вселенная, термин хуруфитов - ред.), Натигом-оратором, человеком-богом и превратился в объект поклонения не только в странах, стонущих под игом Тимура, но и в самом Ширване среди многочисленного аснафа. Тайная резиденция Фазлуллаха в Баку, так же как и то обстоятельство, что очаг хуруфизма находится в Ширване, ни для кого уже не составляло тайны. То ли по изменническому умыслу, то ли стараниями дервишей-хабаргиров, ходивших по ширванским дорогам без боязни и запретов, до Мираншаха дошла хранимая в строжайшей тайне весть о связях шаха с хуруфитами. Все разговоры сейчас вертелись вокруг этого и могли разрешиться или победой Мираншаха, который, убедив повелителя в измене Ибрагима, придет наконец к долгожданной цели, или торжеством Ибрагима, который должен, как то положено верному союзнику, отправиться навстречу эмиру Тимуру, победоносно возвращающемуся из Багдадского похода, с вескими доказательствами своей вражды к хуруфитам и дружбы и повиновения повелителю.
Над лабиринтом подземных ходов между жилым зданием дворца Голистан ханегой и шахской мечетью простиралась широкая беломраморная площадь. Вечером того дня, когда Амин Махрам сообщил шаху с нарочным о прибытии посла Фазла, Сеида Али, в сопровождении двух товарищей, Ибрагим пересекал эту площадь по направлению к Главным воротам.