Судить буду я

Газанфар понял, что не ошибся в своих предположениях. Сенатор не успокоится до тех пор, пока не сведет счеты с Ферганцем, и в этой борьбе, как он видел, ничьей быть не может. Или — или. А для него подобное развитие событий становилось слишком опасным — Камалов не тот человек, кого можно легко поставить на колени, таких останавливает только смерть. Газанфару была хорошо известна судьба легендарного снайпера Арифа, погибшего в собственной западне, да и судьба "альпиниста", которого специально привезли из Домбая, не успевшего произвести выстрел даже в больнице, нет… он хотел жить.

Но и отказать прямо не мог, "сиамские близнецы" Сенатор с Миршабом жалости не знали, от них тоже жди пули хоть в лоб, хоть в спину, поэтому он сказал:

— Важную информацию, что я передал вам накануне, я добыл в этом отделе. Помните, я говорил, что у меня там работает знакомая девушка — Таня Шилова, вы ее видели со мной когда-то в "Лидо", вот она случайно и проговорилась…

— Вот и прекрасно, значит, все-таки нашли лазейку туда, а сообщение действительно важное, и мы его оцениваем по достоинству, — сказал Сенатор и подал гостю запечатанную пачку тысячерублевок, оказывается, заранее лежавшую на столе и прикрытую салфеткой. — Возьмите, вы заслужили.

Газанфар, не рассчитывавший на такую щедрость, поблагодарил и спрятал деньги в карман пиджака. "Сто тысяч! Не мало, но это скорее аванс за что-то рисковое, надо ухо держать востро", — подумал он, но вслух сказал:

— Да, мне казалось, что я нашел ключ к отделу, Таню там уважают, ценят, но случилось непредвиденное: в нее влюбился парень, ее коллега, тоже бывший сотрудник КГБ, Костя Васильев и, кажется, пользуется взаимностью. Вот этот капитан, возглавлявший главную группу захвата при задержании хана Акмаля, любимец Камалова, и перечеркнул все мои труды. Эта неожиданно сложившаяся обстановка напрочь исключает теперь возможность перейти в отдел, разве что по личному приказу Камалова, иначе меня не поймут. А я у него не пользуюсь уважением, чует он что-то, иногда так посмотрит…

— Да, брат, ситуация… — вздохнули разом сотрапезники.

— Как близко ты был у цели!

— Не теряйся, не опускай руки, — продолжил Сенатор после долгой паузы, женское сердце изменчиво, продолжай делать знаки внимания, цветы там, подарки, а вдруг… Тогда и переход в отдел будет закономерным, выстраданным.

Разговор как-то вдруг увял, поблек, скукожился, и Газанфар почувствовал, что приятели пожалели о щедром авансе, но деньги были в кармане, и это радовало, грело. Выпили еще чаю, вновь заговорили о достоинствах зеленого китайского чая "лунь-цзинь", и, когда все катилось к какому-то пристойному прощанию, завершению, Миршаб вдруг спросил:

— Газанфар, а вы не слышали, кто же все-таки подложил такую свинью Артуру?

Гость ответил, что не знает, не слышал. А тут Сенатор на всякий случай, как позже он объяснит Миршабу, спросил:

— А не знаете ли вы случайно Талиба Султанова, он недавно в Мюнхене побывал?

Оба невольно впились взглядами в гостя. Но Газанфар, уже видевший себя за карточным столом со ста тысячами в кармане и оттого не заметивший жгучего интереса собеседников, спокойно ответил:

— О том, что Талиб побывал в Мюнхене, не знаю, да и что ему там делать? Я его хорошо знаю, он человек авторитетный, в уголовном мире имеет вес.

— Вы с ним лично знакомы? — вырвалось одновременно у совладельцев "Лидо".

— Да, конечно, а зачем вам Талиб понадобился, я знаю людей и покруче, ожил вдруг Газанфар, ему хотелось быть ближе к уголовникам, чем к прокурору Камалову, и порадовать хотелось своих хозяев за щедрый аванс.

Миршаб с Сенатором вдруг быстро переглянулись, словно сговорились, обменялись какими-то знаками, как за карточным столом, и Сенатор, получив "добро" компаньона, сказал жестко:

— Это Талиб выкрал гостя Шубарина.

Газанфар побледнел, он подумал, что опять вляпался в какую-то историю. Он ведь хорошо знал, чем были обязаны эти два человека Шубарину. Значит, они подозревали его в сговоре против них.

— Зачем же он "наехал" на Шубарина? Японец мало кому по зубам в Ташкенте. В городе помнят, как Коста один из "узи" завалил всю банду Лютого, решившего обложить данью "Лидо", а потом сжег их всех, как собак…

— Вот мы и хотим знать, почему некто Талиб дерзнул поднять руку на нашего друга, а значит, и на нас. Кто стоит за ним? — вмешался в разговор Миршаб и вдруг неожиданно не только для Газанфара, но и для Сенатора достал из внутреннего кармана пиджака точно такую же пачку тысячерублевок и пододвинул их к "Штирлицу" со словами: — А это от меня лично. Постарайся узнать, что к чему, а главное, что он намеревается предпринять против нашего друга. Но… сведения, даже если они будут касаться жизни Артура, прежде должны поступить к нам, не стоит отвлекать и беспокоить Шубарина, он большие дела затеял, а Талибом мы займемся сами, понял?

— Да. Я знаю, что для вас значит Артур Александрович, он и мне глубоко симпатичен. И с Коста мы друзья, я часто выручал его, когда он сидел, бормотал вконец растерявшийся Газанфар, но пачку денег торопливо прибрал.