Судить буду я

Джураев хорошо знает Шубарина, и у них был общий друг — покойный прокурор Амирхан Азларханов, чьи труды дали мне возможность стать самым известным юристом в крае, а ныне начальник уголовного розыска тесно сотрудничает с Камаловым, и тандем этот представляет для меня грозную силу, констатировал Сенатор, — а значит, Японец вошел в контакт с тем и другим. Оставалось узнать: давно ли они нашли точки соприкосновения и почему прокурор и полковник помогли банкиру? Что за этим кроется? Состоялся ли этот неожиданный альянс до поездки Шубарина в Германию или это вышло случайно, выкрали все-таки гражданина США. Как юрист, он не должен был сбрасывать со счетов столь важный факт, тут вполне мог возникнуть вопрос о чести нового суверенного государства, отсюда и помощь. Все это предстояло выяснить и не спеша, осторожно: ныне и Шубарин с его финансовой мощью, и прокурор республики, и начальник уголовного розыска, чью кандидатуру, говорят, прочили в министры внутренних дел и даже шефом Министерства национальной безопасности, представляли силу. Но как, каким образом вызнать об этом? — мучился хозяин дома, скрипя добротной кожей старого австрийского кресла. Вдруг нашелся и ход. Надо найти тех, кто дерзнул выкрасть гостя всесильного Японца, — это мог быть или сумасшедший, или человек, считающий себя ровней Шубарину и даже сильнее его. Да, да, сильнее его, вряд ли ровня рискнет тягаться с Артуром: в Ташкенте преступный мир хорошо знал, какой силой обладает Японец. Коста с Кареном после гибели Ашота и жестокой расправы с бандой Лютого упрочили свое положение в столице. И если Артур Александрович втайне от него и Миршаба вошел в контакт с Ферганцем, следовало сблизиться с теми, кто решил в самом начале помешать банковской деятельности Японца. Но это только в том случае, если американца не выкрали какие-нибудь сумасшедшие, новые волчата; ошалевшие от вида розового чека почти в полмиллиона долларов, выписанного небрежно Гвидо Лежава. Могло быть и такое: ныне и в Ташкенте полный беспредел. После убийства Нарика Каграняна и Вали вместе с телохранителями у ресторана "Ереван" в столице нет единого хозяина уголовного мира, хаос, как и во всем, что ни день, зарождается новая банда, причем из вполне добропорядочных, казалось бы, граждан, еще вчера ни в чем незамешанных и не замеченных в уголовной среде. Или заезжает в благополучный город на гастроли залетная компания крутых рэкетиров, в таком случае и вовсе ищи ветра в поле. Поистине смутное время. Беспредел. Поэтому следовало не спешить, осторожничать, Шубарин не тот человек, на котором можно без раздумий ставить крест, правильно говорят русские: не руби сук, на котором сидишь. Но если выяснится, что Артур действительно спелся за его спиной с Ферганцем и против него действуют серьезные люди, вот тогда и переметнуться от него не грех… А пока… нужно встретиться с Миршабом, рассуждал уже более спокойно Сенатор, рассказать обо всем, если надо будет, и через Газанфара, и через уголовные связи следовало выйти на тех, кто решил тягаться с Шубариным и выкрал его американского гостя.

Это решение несколько успокоило Сенатора, и он, вспомнив про чемодан, резко сорвался с места — сколько же ему положили долларов и положили ли вообще? Судя по весу, "деревянных" денег ему не пожалели, чемодан, перехваченный вверху бельевой веревкой, сегодня был куда тяжелее, чем в первый раз. Откинув крышку, Сенатор ахнул — чемодан до верха был заполнен… конфетами, редкими ныне шоколадными конфетами. На минуту он растерялся — что бы это значило? Но он лихорадочно сунул руку в глубь чемодана и вытащил плотную банковскую упаковку, она оказалась пачкой долларов, в тысячедолларовых купюрах. Судя по толщине пачки — он привычно оценил — сто штук! Сто тысяч долларов! А может, это еще не все?

От волнения, нетерпения он не стал рыться, а вывернул содержимое чемодана на ковер, но среди пачек новых двухсот- и пятисотрублевых купюр долларов больше не было. Но рублей было гораздо больше, чем в прошлый раз, миллионов пятнадцать, как прикинул на глазок Сенатор; хотя мог и ошибиться; его визуальный опыт все-таки строился на сторублевках, а тут купюры были покрупнее, к которым он еще не привык. Но в любом случае — пятнадцать миллионов или двадцать — количество радовало, он ведь рассчитывал на сумму гораздо меньшую, а о долларах даже не мечтал, не предполагал, что хан Акмаль, оказывается, давно знал им цену. А при нынешнем курсе "зеленых" это огромные деньги — с такой суммой можно было размахнуться.