Снаряды врезались точно в кабину. Колпак сорвало взрывами, и Хэнксу показалось, что он увидел лицо гибнущего пилота, хотя этого просто не могло быть – все пилоты были в закрытых шлемах.
«Старею», – подумал Хэнкс, поймал в прицел очередную жертву и снес ей хвост. Покалеченный «Штюс» едва не загорелся и, роняя клочья противопожарной пены, помчался прочь с гиблого места.
Хэнкс подумал, что несчастный наложил полные штаны и надолго запомнит этот бой. Впрочем, с ним самим такое тоже случалось.
Между тем уже все его люди вошли в боевое соприкосновение, и пушечные снаряды расходились веером, круша неопытного врага. Однако и у пограничников были крепкие и бывалые ребята. Они умело дистанцировались от плотной карусели и били из пушек в те моменты, когда были уверены, что не зацепят своих.
Эспозито слышал, как в эфире ругается их командир – какой-то неопытный лейтенант, который считал себя великим полководцем. Вскоре то ли Пронин, то ли Баден-Баден сбил его длинной очередью. Удар был удачный, и истребитель разлетелся кусками рваного титана. Теперь уже не было слышно истошных воплей начальника, раздавались лишь злые реплики ветеранов. Их было довольно много – вдвое больше, чем ребят Хэнкса, однако их необстрелянные товарищи играли на руку Эспозито.
Схватка начала принимать затяжной характер, а это не входило в планы Хэнкса. Выбрав удобный момент, он выпустил по станции ракету и тут же получил ответ, который пришелся в гущу истребителей противника.
– Отлично, дурачки! – крикнул в эфир Хэнкс.
– Ничего, сейчас дождешься, – прозвучал чей-то незнакомый голос.
– Посмотрим, – миролюбиво отозвался Хэнкс, заваливая машину очередного юнги.
– Прощай, Эспозито!!! – неожиданно закричал Келюс, и его объятая пламенем машина пошла куда-то в сторону.
Теперь это уже была настоящая драка. Следом за Келюсом так же ярко сгорел Зико, однако Хэнкс сумел еще раз обстрелять станцию, разнеся вдребезги ее торпедный отсек.
Какой-то молодец срезал ему из пушки кусок плоскости, но в космосе это не имело никакого значения.
– Как у вас дела, Хэнкс? – некстати поинтересовался Смайли. А в ответ услышал только обезличенные ругательства и приглушенные вопли горящих заживо летчиков.
– Да что там происходит, Эспозито?! – воскликнул Смайли, будто ничего не понимая. На самом деле он просто опасался остаться совершенно один против оборонительной мощи Максиколы.
– Разбираемся, кто здесь главный!.. – зло выкрикнул Хэнкс и, уловив момент, всадил в станцию еще одну ракету.
Однако он немного задержался, и бронебойный снаряд прошил насквозь запасной бак. Впрочем, горючего там уже не было, и Хэнкс опять отделался испугом.
– На тебе, ур-род! – тут же выкрикнул он, вспарывая с четырех стволов зазевавшегося врага. Куски чужой обшивки защелкали по корпусу, когда истребитель Хэнкса пронесся мимо.
– Это был еще не я… – прозвучало в эфире, и Хэнкс понял, что кто-то выбрал его своим личным врагом.
Между тем пограничников осталось не более двух десятков, и им противостояло только пять машин отряда Хэнкса Эспозито. Но и они были подранены и все тяжелее развивали тягу, уходя от прицелов противника.
– Пронин!.. – крикнул Хэнкс и сам почувствовал, что в голосе его звучит отчаяние.
– Ну?!
– Хомяк жив?
– А что ему сделается – спит, зараза…
Майор вышел на двух «Штюсов» противника и стойко выдержал их торопливый залп, затем ответил со всех стволов и разделал одного на части.
– Отличный ход, Пронин!.. – выкрикнул Хэнкс, но в этот момент фонарь его кабины пробило снарядом. Извилистые трещины побежали по стеклу, и воздух со свистом покинул кабину. Декомпрессионный костюм держал нагрузку, но ощущения были просто отвратительными.
– Ах ты! – в отчаянии воскликнул Хэнкс, на секунду теряя управление. – Хорошо, что у меня нет хомяка!..
– Проблемы?! – спросил Пронин.
– Да, у него проблемы, – ответил за Эспозито чужой зловещий голос. – Он теперь мой…
– А ты мой, – просто ответил майор Пронин.
– А ты знаешь, кто я?! – возмутился неизвестный.
– На сегодня – ты труп, – пообещал майор.
Он имел основание на такие заявления, поскольку с начала боя не получил ни одной царапины. Такое случалось редко, но если случалось, то имело большое значение.
Между тем Хэнксу становилось все хуже. Только теперь он понял, что ранен осколком в живот.
«Вот дерьмо, а я думал, у меня диарея», – произнес он про себя.
Кровь была совсем близко, она была рядом и струилась по ногам, но дотронуться до продырявленного живота Хэнкс не смел. Тогда его перчатки стали бы скользкими, а он еще надеялся сегодня пострелять.
– Я. еще… постреляю… – прошептал он в эфир.
– Что с тобой, Хэни-Мэни?! – закричал Пронин.
– Он подыхает, – ответил за Хэнкса чужой голос.
– Да, я подыхаю, – признался Эспозито. – Миша, держи задачу, Миша. У нас все шансы…
Сознание Хэнкса текло, словно вода, оно просачивалось сквозь песок и землю, оно питало травы и, испаряясь, возносилось к небесам.
– Держи задачу, Миша… – снова произнес он, хотя чувствовал, что уже умер.