— Да обычным. Я ведь потом тоже в универ поступил, хотел на востфак, как Обнорский, но не прошел по конкурсу, а спортнабора туда не было, ну я и двинул на истфак, на кафедру археологии. Попал, как ни странно. Учиться было интересно, тем более я к третьему курсу мастера получил, в Берлин даже ездил выступать… Ну, а потом — травма мениска, и по схеме — за борт… Распределение в школу учителем истории. А там — дурдом настоящий, не дети, а уроды какие-то… Тут как раз приятель предложил кооператив открыть. Я, дурак, согласился — открыли мы кафе… Короче, через год он слинял со всеми деньгами, а меня в БХСС — шесть месяцев «Крестов» и «уголовное дело прекратить за отсутствием доказательств» того, чего я не совершал… Ну и все — на работу не устроиться, а жрать что-то надо, у меня мать старенькая совсем, со смешной пенсией… Вот и хожу сюда, двух зайцев убиваю — форму спортивную поддерживаю и заработок какой-никакой… Ну, и работу ищу… Только пока все, что ни подворачивается, — сплошь полная спекуляция, а она мне уже вот где, — Сашок рубанул себя ребром ладони по горлу. — Может, вы чего-нибудь предложите?
Челищев махнул рукой:
— Хватит «выкать», Сашок, не такая уж у нас разница в возрасте. А насчет работы… Понимаешь… То, чем я сейчас занимаюсь, — это, как бы полегче сказать-то… Сашок понимающе кивнул головой:
— Да я вижу, не слепой… Но… Серега, возьми меня к себе, я не подведу… А так жить тоже уже невмоготу, нищета задушила, матери в глаза смотреть стыдно…
— Ты не понимаешь, — пытался было вразумить Сашка Сергей, но тот перебил:
— Да все я понимаю… Я давно уже хочу к бандитам податься, только случай все никак не подворачивался… Если ты меня не возьмешь — к другим уйду.
Сергей задумался:
— Ладно, посмотрим… После разгрузки поговорим… Хотя, стой, одно дело я тебе могу уже сейчас поручить: мне нужно снять хату на пару месяцев. Приличную, желательно поближе к центру… Вот тебе пятьсот баксов: сторгуешься за четыреста — остаток твой… Только об этом не должна знать ни одна живая душа. Понял?
— Понял, — улыбнулся Сашок, незаметно пряча деньги. — Будет исполнено, босс, и даже быстрее, чем ты думаешь. У меня как раз есть одна квартирка на примете…
Решение снять «конспиративную хату» Челищев принял спонтанно, неожиданно для самого себя. Видно, вспомнились утренние окурки в подъезде, у мусоропровода…
Между тем Доктор закончил «перепись населения», напомнил всем зычным голосом время сбора и повернулся к Челищеву:
— Ну что, Адвокат, кажись все? Давай мы тебя побыстрее в квартирку доставим, а то мне тоже надо в одно место заехать… — Толик переминался с ноги на ногу, и Сергей улыбнулся, догадавшись, что это за место:
— Татьянку утешать опять поедешь? Смотри, до смерти не зажалей… Доктор покраснел и насупился, но Сергей дружески взял его за плечо:
— Ладно, без обид, я так, пошутил неудачно… Ты езжай спокойно, только завтра не проспи, а меня сегодня провожать не надо: я дома ночевать не буду… Доктор заколебался:
— Но Палыч сказал…
— Я же тебе объясняю — я домой сегодня не поеду. Палыч сказал — меня до квартиры провожать, так?
— Так, — кивнул Толик.
— А как вы меня туда сможете проводить, если я туда не еду?
Доктор поскреб в затылке:
— Да, действительно… А где ты ночевать собрался? Чтоб знать, на всякий случай… Челищев спрятал усмешку в уголках губ.
— Да так, у женщины одной…
— А-а… Ну, ясно, — Толик понимающе кивнул, еще помялся для приличия и протянул руку, прощаясь:
— Значит, встречаемся уже здесь? Ну, приятного вечера, босс.
— Тебе того же.
Сергей не обманул Докора, сказав, что собирается к женщине, но если бы Толик узнал, сколько этой женщине лет и как она выглядит, то удивился бы несказанно…
Спрятав за пазуху купленную в «ночнике» бутылку дорогого французского коньяка, Челищев поднялся по темной лестнице старого дома на канале Грибоедова и долго звонил в обитую рваным дерматином дверь. Судя по всему, в этой квартире не боялись воров и налетчиков, которым поживиться было бы просто нечем: дверь открылась без звяканий цепочки и испуганного вопроса: «Кто там?». Челищев шагнул в темную прихожую.
— Здравствуй, баб Дусь, прости, что без звонка. Я не очень поздно?
Бывшая «важнячка» Евдокия Андреевна Кузнецова — ныне уборщица в горпрокуратуре баба Дуся — от неожиданности охнула, а потом обняла ночного гостя.
— Сереженька… Ты же знаешь, я тебе всегда рада… Забыл ты совсем старуху, пропал куда-то, не заходишь… Ты снимай куртку-то, а бутылку не прячь, я сейчас мигом чего-нибудь на стол соберу. Ты, поди, голодный?
Сергей неопределенно пожал плечами. От бабы Дуси слегка попахивало алкоголем: она, видимо, уже тяпнула на сон грядущий.
— Проходи, проходи, Сереженька… Уж не взыщи, деликатесов нет, — старуха торопливо покрывала обшарпанный стол штопаной, но чистой скатертью. Аскетичная бедность маленькой двухкомнатной квартирки заставила Челищева сжать зубы, чтобы не выругаться.
Баба Дуся ушла на кухню, а Сергей опустился на продавленный диванчик. «Подлая жизнь, Господи, какая подлая жизнь…»