Судья

— Но это так, экскурс в историю. Пока отряд существовал, имена десантников тщательно скрывали. Бойцам было запрещено менять место жительства, род войск, иметь семью. Они жили под вымышленными именами в лесной глуши. И зимой, и летом, в нечеловеческих условиях — в безлюдье, без воды и пищи, бытовой техники. Пещерный век. Из них делали зверей, которые умеют только убивать. Единственный источник информации об окружающем мире, о прошлом, о нормальной жизни — видеомагнитофон. Фильмы с насилием, фильмы ужасов, порнография — все это пробуждает агрессию. И они зверели.

Это если не принимать в расчет «кабинную лихорадку».

Представляешь, что происходило, когда ребят выпускали на учебные занятия?

— Они ломали стены.

— Они крушили все и всех. Каждый из них одной левой управлялся с двадцатью. Голыми руками. Они не знали страха, голода, боли и усталости. Истекая кровью, с простреленными животами, ползли по грязи — искали, кого бы еще убить.

— Первохристиане какие-то, — пробормотал Быстров. — Жуткая картина, конечно.

— Я говорил, в отряде было сорок человек. Изначально — сто восемьдесят. Многие не дошли до финиша. Попали в психушку, или наложили на себя руки, или перегрызли друг другу глотки.

Быстров присвистнул.

— Это и послужило основанием для протестов ООН. То, что отряд набран из добровольцев, каждый из которых подписал договор о принятии на себя ответственности за возможные последствия, в расчет не брали.

И вот главное: лучшим в отряде был некий Алексей Смертов — имя, естественно, вымышленное. На учениях Смертов проявил себя как самый умный, хитрый, безжалостный к себе и другим боец. Он был настолько хорош, что его убрали в 97-м.

— Убили?

— Отправили на вертолете на юг, в горы, где он должен был тихо гнить остаток жизни.

Быстров недоверчиво смотрел в искрящиеся фальшивым весельем глаза Точилина.

— Это самое странное решение, о котором я слышал. Почему они это сделали?

— Смертов их пугал.

Первое: его способности значительно превосходили самые смелые прогнозы ученых. Он, выражаясь фигурально, перестал быть человеком.

Второе: Смертов в любой ситуации оставался абсолютно хладнокровным. В нем ничто не возбуждало агрессии. Он был как машина. И убивал как машина.

— Разве есть разница?

— Есть, и великая. Когда тебя переполняет ярость, ты убиваешь не человека, а свою ярость. Ты не видишь перед собой живого человека. В суде это учитывается. Но хладнокровное убийство… ты все осознаешь. Каждую секунду. Смертов убивал стариков, женщин, детей — точнее, их модели — так же спокойно, как ты завариваешь утром чашку кофе. Он прирожденный убийца. Его талант, а может, ущербность — его трагедия, говоря высокими словами — заключалась в том, что он не был способен на проявление человеческих чувств, таких как любовь, дружба. Он мог только убивать. И мне, честно говоря, даже жаль его.

Третья причина: непредсказуемость. Смертов не выполнял приказы, действовал, как сам считал нужным. Это не могло понравиться командирам. Военный скорее сядет голой жопой на газовую плиту, чем признает, что дал неправильную зону обстрела.

— Я понял, — сказал Быстров. — Смертова отправили в горы, а он сбежал.

— Скорее, надул. Имитировал самоубийство. Сожрал горсть таблеток. Полгода Смертов донимал надсмотрщиков жалобами на бессонницу. Причем так умело, что те нарушили приказ и снабдили его снотворным. Тело нашли на ковре в гостиной охотничьего домика. Врач констатировал смерть. На «скорой» повезли в город, тут он «ожил» и — тю-тю!

— Ты думаешь, Смертов и есть Судья?

— Почти уверен. О проекте «Волна» мне рассказал один отставной полковник, и он наотрез отказался назвать настоящее имя Смертова. При мне он звал его «Лазарь». Остальное я выяснил сам — как и где, говорить не стану.

— Почему?

— Не хочу тебя подставлять.

Быстров помолчал.

— Что же нам теперь делать?

— Об этом подумаем после. Сейчас у нас задача поважнее. Пошли. Скоро здесь начнется.

Илья остановил «ладу» в двух кварталах от многоэтажки, где жила почтенная супруга Точилина. Машину он угнал на автостоянке.

Илья посмотрел в зеркало заднего вида. Бледное, осунувшееся лицо. Всклокоченные грязные волосы. На носу темные очки с зеркальными стеклами, отражающими улицу. Сущее пугало.

Он провел по волосам пятерней. Поправил ворот желтой рубашки. В ней он прошлым летом ездил на юга.

— С Инной, — прохрипел он. — Я ездил туда с Инной.

Кашлянув, Илья вынул из-за пазухи «беретту». Модель «950 Jetfire». Весил пистолет меньше 300 грамм. Открывающийся ствол. Обойма на восемь патронов, плюс один в стволе. Редчайшая вещь. Где, черт побери, Баринов достает такие пушки?

Оружие выдал один из охранников Баринова. Крепкий мужик со шрамом во все рыло. Игорь, кажется.

— Будь осторожен с этой штукой. Стреляй только в закрытом помещении. Ни в коем случае не на улице. Можешь попасть в невинного человека.

Илья криво усмехнулся.

— С чего такое благородство?

Игорь смерил его взглядом. В холодных глазах читалось отвращение.

— Побываешь в Чечне, узнаешь.

— Я бы славно там повеселился, придурок, — прошептал Илья.

Он смотрел на пистолет. Его охватывала тревога.