И в эту ночь до утра в обсерватории продолжалась беседа о вращающихся сферах вселенной.
Сайд ждал ученика с полудня. Сейчас уже спускалась темнота, обступившая стены обсерватории.
Отсутствие ученика рождало тревожные предчувствия. Он, как мог, боролся с ними. «Аллах милостив, еще несколько уроков — и я успею передать ему все».
Он зажег свечу. Вокруг желтого языка пламени закружился мотылек. Он описывал удивительно правильные круги.
«Вот так кружится наша Земля вокруг Солнца. Когда же люди узнают про это? Сколько утечет времени, пока это станет привычным? Да, этого торжества ты уже не увидишь. Возможно, тогда тебя и не вспомнят. Не будет и покаяния гонителей нового учения. К тому времени и они спокойно доживут свой век. Новое учение будет воспринято людьми другой эпохи. Испокон веков было так. Сознавать это тяжело, но другого пути нет. Жизнь одного человека слишком коротка».
Сайд прислонился к подушке, его клонило ко сну. Перед собой, как в тумане, он видел только слабо освещенный столик и разбросанные на нем листки. Временами и это исчезало совсем. Мысли путались: то ли во сне, то ли наяву он несколько раз видел ученика, сидящего против него.
Далеко за полночь его разбудил легкий шум. У двери стоял мальчик в помятом халате, чалма его была в пыли.
— Мавлана, ради бога, простите меня. Мне очень неприятно, что заставил вас ждать столько.
— Надеюсь, ты здоров, сын мой, и ничего не случилось с твоими близкими?
— Все здоровы, учитель. Но случилось другое… Отец мне запретил приходить к вам с сегодняшнего дня. — Мальчик опустил голову. — Я тайком убежал из дома.
— Запретил? Но почему? Отец твой человек просвещенный…
— Сегодня утром его вызвал к себе шейх Ходжа Музаффар. Отец вернулся от него очень расстроенный и…
Сайд вдруг понял все разом. Вот что смутно он предчувствовал в последние дни! Но это не все, это только начало…
— До рассвета я буду при вас. К азану[14] должен успеть домой, иначе отец не простит мне. — Мальчик глядел на него без страха и сомнения, глаза его горели.
Сайд не стал более расспрашивать и усадил его рядом; оба теперь понимали цену времени.
— Сын мой, мы с тобой разбирали задачу движения Земли вокруг Солнца, подобно волчку или веретену. Эта задача очень сложна, она требует огромных вычислений, и ее точное решение, как я разумею, потребует жизни многих поколений мунаджимов. Сегодня же мы с тобой будем говорить о возможном движении планет вокруг Солнца, подобно Земле.
— Учитель, — виновато перебил его мальчик, — мне хочется побольше узнать о Беруни. В его «Каноне Маъсуда» я теперь нахожу много поводов для двоякого толкования. Мне теперь кажется, что и он не отрицал движения Земли.
Сайд улыбнулся. Ему вдруг стало легко. Он забыл о незримых сетях, что сплетал могущественный Ходжа Музаффар вокруг него. Мысли его перенеслись в те далекие времена, когда Самарканд, Бухара и Хива озарялись священной поступью Ибн Сины, Абу Райхана Беруни.
— Я расскажу тебе кое-что, сын мой. Меня тоже с давних пор удивляла двойственность рассуждений Беруни при обсуждении строения вселенной. К примеру, ты помнишь его едва скрываемый восторг при знакомстве с металлической астролябией какого-то мунаджима? — испытующе спросил он.
— Это написано в его книге «Астролябии», учитель, но…
— Я уверен: это инструмент для измерений взаимного расположения звезд, наблюдение за которыми ведется с вращающейся Земли!
— Почему Беруни не написал открыто о движении Земли? Ему бы все поверили!
— Добрый мой мальчик! Видишь ли, Ходжа Музаффары его времени были сильнее, сын мой. Но он, мне кажется, все-таки написал об этом.
— Где, в какой книге? Вы читали ее, учитель?
— Эта книга — «Ключ астрономии». Она утеряна, быть может, сожжена после его смерти.
— Откуда же вы знаете о ней? — в глазах мальчика мелькнуло недоверие.
— Она упоминается самим Беруни в списке его сочинений.
Мальчик покраснел, ему стало стыдно за свои сомнения. Уставившись на пламя свечи, Сайд продолжил:
— Я прочел сочинения многих его современников, и всевышний открыл мне глаза. Я узнал, что эту книгу Беруни написал в Газне, будучи при дворе Султана Махмуда. Написал для своих самых близких учеников и друзей. Эту книгу читали считанные люди. Я случайно наткнулся на утверждение одного из них, что в этой книге Беруни говорит о возможном движении Земли…
И, наконец, вспомни прямое высказывание Абу Райхана о том, что если приписать наблюдаемое движение звезд нашей Земле, а их считать неподвижными, это не изменило бы сущность наших расчетов и таблиц. Я думаю, это не обычное иносказательное определение известного явления, а скрытая мысль ученого о новом.
Я теперь вспоминаю: в последний год жизни Султан Улугбек часто повторял это утверждение Беруни…
Мальчик больше ни о чем не спрашивал. Он был потрясен. «Великие мунаджимы думали о великом. Смогу ли я быть достойным их?»
— Сын мой, теперь начнем разбирать движение планеты Зухро, — с улыбкой прервал его размышления учитель. — Без вычислений не могут обходиться даже великие.