Судьбы вертящееся колесо

Алим Акрамович, в планы которого, конечно, никак не входило напряжение обстановки, все же не выдержал, усмотрев столь явный намек на то, что он не слушает доклад или еще хуже — не понимает его.

— Да что вы говорите?! Не только я, ни один член Совета не понял еще сути вашей работы, — произнося это, Алим Акрамович глазами обвел «просыпающиеся» ряды Совета, — а вы утверждаете, что уже все рассказали.

Это окончательно убило диссертанта. Полностью растерявшись, он замолчал, опасаясь следующим ответом еще больше осложнить обстановку, а глаза его отчаянно искали поддержку у сидящего в зале Расула Сагдуллаевича. Тем временем Совет ожил. Но большинство находилось в замешательстве, не зная, как себя вести. Дело в том, что ситуация была несколько однозначной, что даже специальной работы среди них не было проведено. Все и так понимали, что диссертант— «свой человек» (не слепые ведь!), в его защите кровно заинтересован «Правая рука», следовательно, и сам Алим Акрамович. А он, Алим Акрамович, вдруг повел себя так, что даже «Правая рука» вначале несколько растерялся. Поскольку никто точно не ведал, что на уме у Алима Акрамовича, большинство очень умно решило воздержаться от какого-либо шага. Но, оказалось, этого было мало. Если бы знал Алим Акрамович, чем обернется его неуместная вольность! Дело в том, что в составе Совета было несколько новых членов, которые по-своему были преданы шефу, но еще не совсем ориентировались в неожиданных ситуациях, порождаемых изощренной сложностью его, шефа, натуры. Один из них, приняв грозные вопросы за сигнал расправиться с диссертантом, с нескрываемой иронией задал вопрос, который прозвучал в затихшем зале как смертный приговор:

— Почему у вас в докладе не упоминался такой важный фактор, как диапазон температур, где нормально протекают ваши основные реакции?

— Диапазон, диапазон… Я проводил реакции в области и низких, и высоких температур, — выдавил диссертант.

— Неужели вы хотите сказать, что ваша контролирующая аппаратура одинаково хорошо фиксирует химический состав в той и другой областях температур? Если вы настаиваете на этом, перечислите, пожалуйста, температурные градиенты чувствительности вашей аппаратуры для всех элементов, участвующих в ваших реакциях.

Это был конец. В зале наступило зловещее молчание. Все знали, что диссертант, привыкший к постоянной опеке могущественных покровителей, не настолько углублялся в детали своей работы, чтобы сообщить эти самые проклятые градиенты.

Алим Акрамович кусал губы, поняв, какому опасному направлению событий он дал ход своей небрежностью. Но в этот момент на бедного диссертанта обрушился еще один удар в виде следующего восклицания:

— А где, скажите мне, пожалуйста, в вашей работе химия? Если я не ошибаюсь, вы претендуете на степень кандидата химических наук?

Это решил отличиться второй новичок в Совете!

Один из членов Ученого совета, сидевший в заднем ряду, наклонился к соседу:

— Э… э… э, братцы, так и завалить можно человека. Надо что-то предпринять.

Как раз в это время Алим Акрамович начал предпринимать то самое «что-то».

Он медленно встал и с виноватой улыбкой произнес:

— Вообще-то мы все, и в первую очередь я, вели себя не совсем верно. По существующему положению мы не должны были прерывать доклад до его окончания. Давайте дадим возможность диссертанту закончить выступление. Потом начнем выяснять непонятные места. Думаю, что тогда он ответит на все вопросы удовлетворительно. Мы все не раз слушали его на лабораторных семинарах и знаем, что работа его хорошая, а он сам лучше, чем кто-либо из нас, разбирается в ней.

Вот каков он!

Члены Совета облегченно вздохнули. Теперь ясно — надо вытаскивать безнадежно утопающего. Для шефа они это будут делать с превеликим рвением.

Совершенно сбитый с толку, растерявшийся диссертант дрожащим голосом кое-как закончил доклад.