Судьбы Серапионов

Второй свидетель — уже упомянутая нами Наташа: М. Н. Киреева (урожд. Левина); последний вариант ее воспоминаний написан в 1970 году, когда ни Эренбурга, ни Полонской уже не было в живых. В записках Киреевой Эренбург впервые появляется не на собрании группы, а в комнате Лизы, и он уже очень увлечен стихами: «В конце 1908 года мы поселились с Лизой М. на улице Ги де ла Бросс. № 11. У Лизы была большая комната с камином, который иногда топился… По вечерам я часто заходила к Лизе погреться и поболтать о новостях дня. Однажды, зайдя к Лизе, я встретила у неё незнакомого юношу… Юноша сутулился, грел озябшие руки и от сладости тепла почти не обратил внимания на то, как знакомила его со мной Лиза. „Это товарищ Илья Эренбург, он работал в подпольной социал-демократической организации в Москве“… Мы стали встречаться чаще. И не всегда говорили только о текущем моменте. Буквально через пару дней после того вечера Лиза вдруг продекламировала стихи Бодлера. Илья внимательно посмотрел на неё… „Это надо перевести на русский язык, вот так же — стихами. Вы сможете?“. „Не знаю, — сказала Лиза, — но хочу попробовать“…»[958]. Рассказав о молодежном кружке, который сложился вокруг Полонской в Париже, Киреева подчеркивает, что именно Ли за стала его лидером — и по причине особых связей с партийной элитой, и в силу признанного поэтического дара (она писала стихи и переводила французских поэтов). Эренбург изображен послушным и внимательным учеником Лизы, «который жадно ловил каждое ее слово; все его мысли были заняты стихами и лизиной оценкой его стихотворных попыток»[959]. Далее рассказы о молодежном кружке, прогулках по Парижу, чтении стихов, походах в музеи, на вечера французских поэтов (слушали тогдашнего короля поэтов Поля Фора и т. д.), на митинги, где выступал легендарный Жорес и, конечно, на рефераты Ленина и Луначарского (недозволенные имена Каменева и Зиновьева упоминаются в варианте воспоминаний 1963 года, который не предполагался для печати) и, наконец, о подготовке самодеятельного спектакля по пьесе Леонида Андреева «Дни нашей жизни», который был представлен 6 февраля 1909 года на ежегодном Русском балу в Париже — его смотрела вся русская колония, включая Ленина. Говорит она и о популярности в их молодежном кругу шутливых словечек из этой пьесы Андреева, о шутках и пародиях (например, Лиза и Илья написали пародию на модного тогда поэта Минского, жившего в Париже).

Первоначальную редакцию этих воспоминаний (1960) Полонская убедила автора уничтожить: «Я прочла и разорвала всё, что касалось 1909 года, — писала Елизавета Григорьевна Эренбургу о воспоминаниях Киреевой в том же 1960 году. — Она согласилась со мной. Знаешь, я боюсь грубых рук, любопытных взглядов. То, что выдумано, можно писать откровенно, но то, что пережито, — нельзя — или еще написать в сонете. Форма держит»[960]. Следующая редакция воспоминаний Киреевой (1963) была послана Эренбургу и прочитана им; в ней имя Эренбурга не называлось, но выражалось запоздалое недоумение, как это кружковцы не распознали в своем товарище человека большой судьбы: «Теперь, когда имя его известно на всех континентах (в 1960-е годы это так и было. — Б.Ф.), хочется взглянуть и вспомнить этого сутулого юношу — и похожего, и непохожего на всех нас, вспомнить в наших прогулках, в наших собраниях. Как он ходил, говорил, смеялся, дурачился в уголке комнаты Лизы, подобно всем нам. Я помню его бледную и редкую улыбку — от нее как-то больно щемило, захватывало сердце. И я его тогда немного боялась — как-то безотчетно, как боишься чего-то большого и непонятного, хотя он никогда ничем меня не обидел»[961]. На эти воспоминания Эренбург ответил автору: «Дорогая Наташа, я часто слыхал о Вас от Лизы и рад был прочитать Ваши записки. Они понравились мне, я прочитал их сразу, не отрываясь. Многое вспомнилось и с удовольствием и с печалью…», а позже Эренбург написал Полонской: «Некоторых деталей я не помню, но я уверен, что все было так, как она пишет. Она сделала хорошее дело»[962]. Это наиболее подробные воспоминания о 1909 годе в жизни наших героев.