Судьбы Серапионов

1. Точный план (сравнить хотя бы с «Голым годом» Пильняка: квадратный километр, на котором размещены столько-то тысяч изограмм, и бескрайная степь с тремя пасущимися коровами).

2. Ясность. — Ясно.

3. Сюжетность. Железный скелет небоскреба. Не «по поводу». Ни Штейнера, ни коломенской философии, ни прочих сносок на 100 страниц.

4. Ощущение материала. Проза — проза. Не аритмичность «Хождения по мукам», не гекзаметром написанные тома, а поиски своего прозаического ритма.

5. Комбинация различных материалов (неудачная, но правильная попытка — «Дэзи» Никитина).

6. Верная «настроенность» по отношению к современности, т. е. приятие Октября не как метафизики, а как перерождение тканей.

Все это, разумеется, в зачаточном состоянии. Засим, частности, т. е., что Слонимский или Никитин, Иванов или Зощенко показали это там-то и там-то. Лучше обождать. Тем паче, что некоторым «Серапионам» грозят опасности. Главная из них та, что вообще грозит всей живой, разумной России — обступившая острова городов деревня. Покончив счастливо с интеллигентской чесоткой, иные «Серапионы» далеко не благополучны по части «милого мужичка». Флиртуя с ним, они забывают, что ему ничего не стоит сглотнуть и сто «Серапионов» вместе с самим Гофманом. Стихия деревни враждебна организованной жизни. «Серапионы» часто, подходя к деревне, не строят ее, а завязают в ней, растворяются. Есенин — прекрасный поэт, но от бесформенности деревенского духа он, роняя превосходные строфы, не может создать цельной поэмы. От тяги к деревне у иных иногда зачатки национализма и неорусофильства, столь враждебных новой, действительно интернациональной по духу литературе. Ведь как легко дойти до «Вот у нас в Коломне…», и тогда останется одно утешение, что т. Воронский скажет: «Ведь теперь и мы оборонцы».

Вторая опасность — литература в ее прежнем ореольном виде. То, что Зощенко не знает, какой партии Гучков, — очень мило (за него вчуже приятно). Но вот если он вообще газет не читает, это много хуже. Современная газета прозаику — учитель, и не менее полезный, нежели Лесков. Я убежден, что новую прозу сделает тот, кто как следует «посягнет» на «великий, чистый русский язык», как новую жизнь делают ныне занимающиеся однородными «посяганиями».

Таковы, например, признаки, благоприятствующие и противные. Первые сильнее выражены, увесистей, — и поэтому «Серапионы» законные баловни новой России. Кроме того, повторяю, пишут они действительно хорошо. А затем, может быть, и они завтра возьмут и бросят писать или критикам назло выпишутся в грядущих Слезкиных. Не в этом дело; тогда придут другие: появление «Серапионовых» — симптом органического перерождения русской прозы. Процесса же остановить нельзя, как бы этого ни жаждали культурные консерваторы из московского «Лирического круга» или отнюдь не культурные «фашисты» из эмигрантского «Веретена».

1922.

АЛЕКСАНДР ВОРОНСКИЙ

Из статьи «Евг. Замятин»

Наша статья будет неполной, если не отметит влияния Замятина на современную художественную жизнь, его удельного веса. Он несомненно значителен. Достаточно сказать, что Замятин определил во многом характер и направление кружка серапионовых братьев. И хотя серапионы утверждают, что они собрались просто по принципу содружества, что у них и в помине нет единства художественных приемов и, кажется, также они «не имеют отношения к Замятину» — в этом все-таки позволительно усомниться. От Замятина у них словопоклонничество. Увлечение мастерством, формой; по Замятину вещи не пишутся, а делаются. От Замятина стилизация, эксперимент, доведенный до крайности, увлечение сказом, напруженность образов, полу-имажинизм их. От Замятина — подход к революции созерцательный, внешний. Не хочу этим сказать, что отношение их к революции такое же, хотя и здесь замятинский душок у некоторых чувствуется. И если среди серапионов есть течение, что художник, подобно Иегове библейскому, творит для себя, — а такие мнения среди серапионов совсем не случайны — это тоже от Замятина. Может быть тут, впрочем, не столько влияние, сколько совпадение, но совпадение поразительное.

1922 г., октябрь.

Из статьи «Всеволод Иванов»

Из молодых беллетристов, выдвинувшихся за последние полтора-два года, Всев. Иванов наиболее решительно и безоговорочно принял Советскую Революционную Россию и выходит это у него просто, молодо, легко, художественно, правдиво и цельно. Он не осматривается по сторонам прицеливающимся, сомневающимся взглядом, не расходует себя на двусмысленности, недоговоренности, не боится, что его будут считать большевиком в литературе, не играет под сурдинку «на всякий случай» из опасений что неизвестно мол, «чем все это кончится». В равной мере далек писатель и от тех безвкусных, добродетельных, выхолощенных агиток, где все хорошо: революция победила по всему фронту и граждане благоденствуют, славословя предержащие власти. Таких, не в меру ретивых, советских суздальских богомазов от литературы у нас немало, и бывает подчас плохо: читатель либо со скукой отбрасывает прочитанное, либо вопит: обман….