Читаем Судьбы Серапионов полностью

Судьбы Серапионов

Книга Б. Я. Фрезинского посвящена судьбе петроградских писателей, образовавших в феврале 1921 г. литературную группу «Серапионовы братья». В состав этой группы входили М. Зощенко, Н. Никитин, Вс. Иванов, М. Слонимский, К. Федин В. Каверин, Л. Лунц, И. Груздев, Е. Полонская и Н. Тихонов. Первая часть книги содержит литературно-биографические портреты участников группы (на протяжении всего творческого и жизненного пути). Вторая — на тщательно рассмотренных конкретных сюжетах позволяет увидеть, как именно государственный каток перемалывал судьбы русских писателей XX века, насколько губительным для них оказались попытки заигрывать с режимом и как некоторым из них удавалось сохранять человеческое достоинство вопреки обстоятельствам жестокого времени. Автор широко использовал в книге малоизвестные и неопубликованные материалы государственных и частных архивов. В качестве приложения публикуются малоизвестные статьи участников группы, а также высказывания их коллег, критиков и политиков 1920-х гг. о Серапионовых братьях.

Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / Документальное18+
<p>Борис Фрезинский</p><p>Судьбы Серапионов. Портреты и сюжеты</p><p>От Серапионовых Братьев к Серапионовым Кузенам</p>

История литературной группы «Серапионовы Братья» не слишком привлекала к себе внимание в оттепельные и застойные годы, поскольку список Серапионов фактически не включал запретных и, как казалось, ярких имен (за исключением, конечно, разгромленного Ждановым и на время запрещенного Зощенко); это в основном были здравствующие советские писатели, «классики», лауреаты, авторы многотомных собраний сочинений. То ли дело — символисты, акмеисты, футуристы, кубофутуристы, да, в конце концов, и в советскую пору — лефовцы, имажинисты, конструктивисты, перевальцы… Старые издания книг и альманахов широкому читателю давно были не доступны, и раннюю прозу Серапионов не знали, о её качестве не подозревали (скажем, имя Лунца узнали из доклада Жданова 1946 года, а что Лунц написал — оставалось неведомо). Разве что хорошие стихи раннего Тихонова, чуть подправленные автором, были доступны. У остальных же ранние, живые страницы заклеили поздними и подчас — мертвыми. С другой стороны, в оттепель, когда на волне реабилитанса переиздали (пусть и с купюрами) книги репрессированных авторов, расширив представление о русской литературе 1920-х годов, Серапионов эта волна коснуться не могла — физически реабилитировать было некого и ранняя их проза осталась под запретом (раннего Зощенко, выборочно, издавать стали). Сами «классики» особенно не настаивали на перепечатке раннего и прочно забытого, как бы смирившись с установкой, что если они чего и добились в литературе, то исключительно вопреки своей молодости, а отнюдь не благодаря ей. Давно привыкнув не пробивать лбом стену и радуясь отменным тиражам советских своих книг, вкушали они покой и официальную госславу. И к сформировавшемуся их имиджу привыкли, за подновление его не бились, да и кое-что из давней литпродукции давно уже было выправлено авторами в угоду власти и запросам нового времени; в таком исправленном виде литнаследие их пылилось в томах поздних утомительных собраний сочинений, не побуждая читателя бессмысленно отыскивать в куче жемчужное зерно (исключением, пожалуй, был каверинский шеститомник шестидесятых годов, приоткрывший несколько ранних вещей автора)…

Интерес к Серапионам, поздний, возникший, когда новое отношение к советской литературе, как некоему социокультурному феномену XX века, еще только начинает складываться. К тому же весь литературно-исторический фон, на котором происходило становление группы, стал доступен обзору, так что картине прошлого ничто не мешает быть полной.

Судьба у каждого Серапиона была своя, хотя похожесть судеб налицо, что неудивительно. Время оказалось одинаково безжалостно к ним ко всем, но сопротивлялись они ему (пусть и неосознанно, утверждая, что время всегда право) по-разному.

Панорама судеб Серапионов дает общую картину времени и литературы — даже в беглых портретах, тем более — в подробных, хоть и выборочных, сюжетах…

Студия «Всемирной литературы»

Обширная мемуарная литература о Серапионовых Братьях давно уже установила время и место их рождения: Петроград, Дом Искусств (на углу Невского и Мойки), 1 февраля 1921 года.

Дом Искусств важен не сам по себе, а разместившейся в нем литературной Студией, которая существовала и до его создания, как «Студия переводчиков» при издательстве «Всемирная литература».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии