Судьбы Серапионов

Надо думать, Каверин, друживший с Эренбургом, знал от него, чем оборачивается официальное участие Федина в работе комиссий по наследию. (Эренбург — один из инициаторов создания Комиссии по наследию Бабеля и ее бессменный участник — в свое время порекомендовал избрать председателем Федина, полагая, что его положение в Союзе писателей поможет Комиссии в реальном деле: издании книг, но, как вскоре обнаружилось, Федин и пальцем не пошевелил, чтобы преодолеть упорное сопротивление властей изданию книг Бабеля, и в одном резком письме Эренбургу (который был покруче Каверина в борьбе такого рода) грозил, что откажется от поста председателя Комиссии, считая абсурдным жаловаться себе на себя же. С тех пор Федин избегал официально участвовать в делах по литнаследству).

Сообщение о создании лунцевской Комиссии появилось в печати почти месяц спустя, т. к. 22–27 мая в Москве проходил Четвертый съезд советских писателей, и литературный генералитет был всецело занят тем, чтобы обращенное к съезду и направленное против засилья цензуры письмо А. Солженицына не нарушило официально благостного ритуала съезда. Все члены лунцевской Комиссии были делегатами съезда и виделись на нем. Каверин написал речь в поддержку Солженицына, но выступить ему не дали. Подольский пытался собрать первое заседание Комиссии в дни съезда, пользуясь присутствием в Москве всех ее членов, но это ему не удалось.

7 июня. ФЕДИН — СЛОНИМСКОМУ.

<…> Необыкновенно рад, что ты оказался председателем комиссии по наследию Льва Лунца.

В тот же день «Литературная газета» поместила следующее извещение: «Решением секретариата правления Союза писателей СССР создана Комиссия по литературному наследию Льва Натановича Лунца. Председатель комиссии — М. Л. Слонимский, члены комиссии — В. А. Каверин, Н. С. Тихонов, В. Б. Шкловский, секретарь комиссии С. С. Подольский. Комиссия обращается с просьбой ко всем лицам, имеющим материалы и документы о Льве Лунце (письма, фото, рукописи и пр.) предоставить ей эти материалы по адресу: Москва Г99, ул. Чайковского, д. 7/1, кв. 24 секретарю комиссии С. С. Подольскому».

Включенный в Комиссию В. Б. Шкловский, кажется, первым назвал имя Лунца в печати и было это в 1919 году[1377]; упоминал он Лунца и в книге «Ход конем» (1921 г.), а затем писал о нем в «Сентиментальном путешествии». В 1960-е годы у Шкловского мало что осталось от «репутации отчаянной головы, смельчака и нахала, способного высмеять и унизить любого человека»[1378], но он все еще поражал блистательной формой своих выступлений, хотя содержание их уже давно перестало быть взрывчатым. Это, конечно, не означает, что Шкловский безнадежно ослеп. В сентиментальном письме семье скончавшегося Михаила Слонимского (11 октября 1972 года) он писал: «Я еще бреюсь, но не начинаю новых книг. Душа замощена злым камнем. Петербург. Нева. Миша. Неверный Горький. Бедный Иванов. Каверин, который сам себя обманывает. Федин, заклеенный склерозом. Прощай, прощай, прощай, жизнь…»

9 июня. ШКЛОВСКИЙ — ПОДОЛЬСКОМУ.

<…>Вашу рукопись получил и просмотрел. Она очень интересна, но работа Лунца не отделена от работ его учителей — в частности, Эйхенбаума, Тынянова и моих работ. Лунц пришел на студию с работой «Дети в романах Достоевского». Конечно, работа была детская. Надо выяснить терминологию, тогда ясно станет, что сделал Лев, в чем он ошибся и кто его научил работать и ошибаться. Поговорите о Льве с Полонской и со Слонимским <…> Посмотрите архивы (Тынянова и Эйхенбаума). Сделано Вами очень много. Поздравляю Вас и удивляюсь Вашему умному и хорошо направленному трудолюбию.

12 июня. ТИХОНОВ — ПОДОЛЬСКОМУ.