«Никогда еще за десять лет работы (скажем — за восемь, с момента возникновения Серапионов) не было у нас настолько реальных возможностей для литературной „деятельности“, насколько создались они теперь, никогда еще обстоятельства не благоприятствовали нам так, как сейчас… Подумай, ведь издательство действительно наше, мы в нем хозяева, над нами ничего и никого, кроме цензуры, нет. Это ли не благодать? Попробуй затеять какое-нибудь литературное дело в Гиз’е или выступить с какой-нибудь статьей в журнале. Да прежде чем что-нибудь выйдет из такой затеи — роса очи выест!.. Мы же располагаем совершенной свободой внутри издательства и любая наша фантазия, сегодня родившаяся, завтра может быть осуществлена».
В связи с этим Федин предупреждает Слонимского об опасности «крена влево» со стороны «формалистов» (Каверина, Эйхенбаума, Степанова) и подчеркивает, что если издательское ядро (т. е. Слонимский, Федин, М. Козаков и М. Сергеев) будет крепким, то издательство писателей устоит. Именно в этом контексте Федин пишет Слонимскому: «Замятин будет колебаться, чаще может быть с ними (формалистами — Б. Ф.), чем с нами. Но при дружном и последовательном выступлении „Ядра“ его голос почти обеспечен… Убеди Замятина…».
Об ответе Слонимского можно судить лишь по большой цитате из него в дневнике Федина (запись 15 июля): «Слонимский ответил хорошим письмом. Во всем со мной согласен и считает, что „иллюзию серапионовского братства надо сохранять“. Бездарно и грубо ставить последнюю точку, ибо я убежден, что серапионовский дух — это лучшее, что есть в каждом из нас. В конце концов это бескорыстный, „идейный“ интерес к искусству, без суетных мыслей о гонораре, славе и прочих отличных вещах. Если этого „духа“ лишиться — то надо откровенно и прямо стать Лидиным или Слезкиным. Даже Никитин становится хорошим человеком, когда говорит о серапионах…»[823]. Ни слова о Замятине в этой цитате нет.
Возможно, Слонимский и не ответил ничего Федину о Замятине летом, однако осенью 1929 года в московской прессе началась кампания против Замятина и Пильняка в связи с публикацией их произведений на Западе (отрывки из «Мы» напечатали по-русски еще в 1927 году в пражском журнале «Воля России», но Замятина задним числом пристегнули к Пильняку для придания делу «группового» характера), и Слонимский, отдыхая в сентябре в Крыму, дважды взывает к Федину в Питер: «Известия о деле Пильняка и Замятина доходят до меня неполно и неточно. А меня все это волнует. Потрать полчаса времени и напиши обо всем подробно»[824]. И через три дня снова: «Пишу на всякий случай еще: прошу сообщить подробности дела Пильняка и Замятина, ибо сведения мои отрывочны»[825].
Еще больше, надо думать, разволновало Слонимского полученное им и написанное в характерной манере письмо Зощенко об антизамятинской кампании (под ним дата: 12 сентября 1929 года):