Судьбы Серапионов

Происхождение название питерского сообщества все мемуаристы, естественно, связывают с одноименной книгой Гофмана, а вот о том, кто именно предложил группе так назваться, высказано несколько версий. Слонимский в поздних воспоминаниях рассказывает о своем разговоре с Горьким (еще до знаменитой встречи Серапионов с классиком на Кронверкском 3 июня 1921 года): «Надо бы придумать вам марку, — сказал затем Алексей Максимович, усмехаясь. — Назваться надо как-нибудь…» и продолжает так: «В сущности совершенно случайно назвались мы „Серапионовыми братьями“ — просто книга Гофмана[57] лежала на столе во время одного из собраний, и вот название её приклеилось к нам»[58]. Тут надо помнить, что это пишет человек, запуганный названием «Серапионовы братья», на которое в 1946 году властью было поставлено клеймо идеологически враждебной «группировки», поэтому так подчеркивается случайность, непроизвольность выбора названия, так педалируется горьковское одобрение его, при этом авторство идеи не приписывается никому. В последней своей версии этой истории М. Слонимский излагал ход событий так: «Никак не могу сообразить, кто первый предложил назваться „Серапионовыми братьями“. Логически рассуждая, должен был бы сделать это романо-германист Лунц. Но решительно не помню, так это было или не так. Помню только, что на столе у меня лежала кем-то принесенная книга в рваной светло-зеленой бумажной обложке — „Серапионовы братья“ Гофмана в дореволюционном издании „Вестника иностранной литературы“. Кто-то (совершенно забыл кто) взял эту книгу в руки и воскликнул: „Да вот же! Серапионовы братья! Они же собирались и читали друг другу рассказы!“»[59].

Другие мемуаристы утверждают, что название предложил Каверин (внутренняя мотивация ясная: он был самым горячим поклонником Гофмана и его ранняя проза гофмановской близка). Шкловский пишет об этом предположительно, перечисляя всех Серапионов: «Был Вениамин Каверин — романтик, он, вероятно, и нашел слово „серапионы“. Тогда писал он условные, очень изобретательные рассказы»[60]. Н. Чуковский говорит об этом совершенно определенно: «Название „Серапионовы братья“ предложил Каверин. Он в то время был пламенным поклонником Гофмана. Его поддержали Лунц и Груздев. Остальные относились к этому названию холодно. Многие, в том числе и я, даже не знали Гофмановой книги, носящей такое название»[61]. Полонская придерживается версии, что автор названия — Лунц: «Когда Лева Лунц предложил назвать наше объединение „Серапионовским братством“, мы все ухватились за слово братство и даже не подумали о пустыннике Серапионе»[62] (Полонская исходит, скорей всего, из того, что Лунц был автором самой знаменитой статьи о Серапионах; в её словах тоже слышится оправдание перед заклеймившим название т. Ждановым).

Между тем, еще в 1924 году, когда название никого не пугало и, конечно, все помнили, кто его предложил, так что врать было бесполезно, Слонимский написал в предназначенной для публикации автобиографии: «Название „Серапионовы братья“ предложено мной, но Гофман — отнюдь не любимый мой писатель»[63]. Не верить этому признанию нет никаких оснований; оно и объясняет столь тщательное старание позднего Слонимского «отвести от себя удар».

То, что Лунц воспринял название группы нешуточно, как и программу гофмановских рассказчиков, перенося её в жизнь питерского сообщества — несомненно, и это видно из текста его знаменитой статьи «Почему мы Серапионовы Братья» (см. приложение I). То, что Каверин долго и столь же последовательно, как Лунц, отстаивал лозунги гофмановских «братьев» — тоже несомненно. Если для части Серапионов совпадение идеи их собраний (читать и обсуждать вновь написанное сообща) с внешним сюжетом книги Гофмана (шесть рассказчиков еженедельно собираются, читая новый рассказ и обсуждая его) было достаточно, чтобы согласиться принять название «Серапионовы Братья», то для Лунца, Каверина и, возможно, поначалу Слонимского в провозглашенных гофмановскими «братьями» лозунгах скрывалась программа, которой они хотели бы следовать.

Конечно, был для молодых Серапионов в гофмановском названии и элемент игры, но собираясь и читая друг другу новые рассказы, они не «играли» в гофмановских «братьев» — литература была для них главным делом жизни, делом всерьез.

Теперь о прозвищах Братьев. Использовались они в обиходе недолгое время, не у всех были и не все запомнились. Возникли они, возможно, по некоей аналогии с именами гофмановских рассказчиков, воспринимавшимися литературно. Именно в прозвищах в наибольшей степени проявился элемент первоначальной игры — не без участия А. М. Ремизова, который давал некоторым Братьям и свои собственные клички. Прозвища Братьев, разумеется, не случайны, обоснованны, как правило, поведенчески и довольно естественны.

Вот они: