Судьбы наших детей

Каррам-карргм-каррам-каррамба!
Рум-ба, рум-ба, рум-ба, рум-ба!
На тум-бе тум-ба, на тум-бе тум-ба, на тум-бе тум-ба!
На тум-бе, на тум-бе, на тум-бе — тум-ба!
Ррум-ба-ррум-ба, ррум-ба-ррум-ба!

Подойдя к столбу, Дядька на какое-то мгновение заколебался, потому что рыжеволосый парень выглядел донельзя жалким и несчастным. Но тут же голову Дядьки пронзила предупреждающая боль, как первая трель вгрызающейся в зуб бормашины. Дядька взял рыжеволосого за горло, и боль тут же исчезла. Но он пока не сжимал руки, потому что парень силился что-то ему сказать. Дядька недоумевал, почему парень молчит, но потом догадался, что это антенна приказывает ему молчать, как и всем остальным.

Но вот рыжеволосый титаническим усилием переборол волю антенны и, корчась от боли, заговорил.

— Дядька… Дядька… Дядька… — бормотал он, извиваясь в судорогах. — Голубой камень, Дядька… Двенадцатый барак… письмо…

Предупреждающая боль опять засверлила у Дядьки в голове.

И он, исполняя свой долг, принялся душить рыжеволосого парня и душил до тех пор, пока лицо приговоренного не почернело, и язык не вывалился наружу.

Дядька отступил на шаг, стал смирно, повернулся кругом и промаршировал на свое место под грохот барабанной дроби:

На тум-бе тум-ба, на тум-бе тум-ба, на тум-бе тум-ба!
На тум-бе, на тум-бе, на тум-бе — тум-ба!
Рум-ба, рум-ба, рум-ба, рум-ба!
Рум-ба, рум-ба. Ам-ба. Ам-ба.

Сержант Брэкман кивнул Дядьке и выразительно под мигнул.

И вновь десять тысяч солдат вытянулись по стойке «смирно».

Ужаснее всего было то, что мертвец у столба, гремя цепями, тоже силился стать «смирно». Но это ему не удавалось — не потому, что он был плохим солдатом, а потому, что он был уже мертв.

Теперь общий строй раскололся на отдельные прямо угольники. Солдаты уходили с плаца и ни о чем не думали. В голове у каждого звучала барабанная дробь.

Сторонний наблюдатель ни за что бы не понял, чьей команде повинуются все эти люди, поскольку даже генералы маршировали, как марионетки, в такт идиотического:

На тум-бе тум-ба, на тум-бе тум-ба, на тум-бе тум-ба!
На тум-бе, на тум-бе, на тум-бе — тум-ба!
Рум-ба, рум-ба, рум-ба, рум-ба!
Рум-ба, рум-ба. Ам-ба. Ам-ба.

Письмо неизвестного героя

В нашей власти сделать центр человеческой памяти столь же стерильным, как скальпель после обработки в автоклаве. Но зернышки вновь приобретенного опыта сразу же начинают накапливаться в памяти и, прорастая, дают всходы, вредящие военному складу мышления. К сожалению, проблема повторного засорения памяти представляется неразрешимой,

Д-р Моррис Н. Касл Институт психического здравоохранения, Марс.

Подразделение Дядьки остановилось перед одним из тысяч гранитных бараков, казалось, понастроенных везде, насколько хватал глаз. Перед каждым десятым бараком возвышался флагшток, на каждом флагштоке реяло знамя.

Все знамена были разные.

Флаг, развевавшийся над бараком Дядьки, выглядел довольно живописно — красные и белые полосы и много белых звезд на голубом поле. Это был «олд глори» — флаг Соединенных Штатов Америки на Земле.

Далее колыхался алый стяг Советского Союза.

За ним — зелено-оранжево-желто-пурпурный флаг со львом, сжимающим меч. Флаг Цейлона.

Затем белый флаг с красным кругом посередине — флаг Японии.

Эти флаги обозначали страны, которые различные марсианские соединения должны были разбить, когда начнется война между Марсом и Землей.

Дядька не замечал ни бараков, ни флагов, пока антенна не позволила ему расслабиться. Оказалось, что на двери барака, перед которым он стоял, крупными цифрами было выведено — 576.

Невесть почему этот номер показался Дядьке занятным, и он долго изучал его. Потом Дядька вспомнил казнь, вспомнил, как рыжеволосый парень втолковывал ему что-то про голубой камень и барак номер двенадцать.

В бараке номер 576 Дядька вычистил свою винтовку и получил от этого большое удовольствие. Кроме того, он обнаружил, что помнит, как надо разбирать винтовку. По крайней мере, хоть это не стерли из памяти в лечебнице, и Дядька с радостью подумал, что, возможно, еще какие-то уголки памяти остались нетронутыми. Почему эта мысль доставила ему такую радость, Дядька не знал.