— Они вели себя неспортивно, — сказал генерал вслух. — Могли бы предупредить нас. А может, они привыкли к правилам игры с незапамятных времен…
Теперь он понял, почему пятнашники выбрали именно эту планету. На ней хватало места для посадки всем кораблям.
Он стоял и смотрел, как эскадры опускаются на скальный грунт в клубах розоватого пламени. Попытался пересчитать их, но сбился; хотя он и без счета знал, что Земле вернули все утраченные корабли, все до единого.
— Мы дадим вам берушки, — продолжал пятнашник. — Научим, как обращаться. Управлять просто. Никаких увечий ни людям, ни кораблям.
«А ведь это, — сказал себе генерал, — нечто большее, чем глупая игра. Да и глупая ли, если вдуматься в ее исторические и культурные корни, в философские воззрения, которые сплелись в ней?..» Одно можно утверждать с уверенностью: это много лучше, чем вести настоящие войны.
Впрочем, с берушками всем войнам придет конец. Те мелкие войны, что еще оставались, будут прекращены раз и навсегда. Отныне нет нужды одолевать врага в бою — зачем, если любого врага можно просто забрать?
— Будем еще воевать? — спросил пятнашник с тревогой.
— Разумеется! — воскликнул генерал. — В любое время, как только пожелаете. А что, мы и вправду такой хороший противник, как вы сказали?
— Не самый ловкий, — отозвался пятнашник с обезоруживающей прямотой. — Но лучший, какого мы встречали. Играйте больше — станете еще лучше.
Генерал усмехнулся.
«Ну, в точности сержант и капитан со своими вечными шахматами», подумал он.
Повернувшись к пятнашнику, он похлопал его по плечу.
— Пошли назад в палатку, — предложил генерал. — Там еще осталось кое-что в кувшине. Зачем же добру пропадать?
Курт Воннегут
Барабан и антенны
Под барабанную дробь
Каррам-каррам-каррам-каррамба!
Ррумба-ррумба-ррумба-ррумба!
Рум-ба, рум-ба, рум-ба, рум-ба,
На тум-бе тум-ба, на тум-бе тум-ба, на тум-бе тум-ба!
На тум-бе, на тум-бе, на тум-бе — тум-ба!
Они шагали на плац-парад под барабанную дробь. Барабан без умолку вбивал в головы:
Это была пехотная дивизия численностью десять тысяч человек. Они выстроились на обширном плацу, выкованном из железа. Солдаты и офицеры стояли на оранжевой ржав чине, вытянувшись по стойке «смирно». На них была форма из грубой ткани цвета зеленых лишайников.
Никто не подавал сколько-нибудь заметных признаков жизни. Третьим с краю во втором отделении первого взвода второй роты третьего батальона второго полка Первой марсианской ударной пехотной дивизии стоял рядовой, три года назад разжалованный из подполковников. Он служил на Марсе уже восемь лет. Когда разжалованный староват для рядового, солдаты из уважения к его одышке, непослушным ногам и утратившим зоркость глазам дружелюбно величают его Дедом, Папашей или Дядькой.
Так вот, третьего с краю солдата во втором отделении первого взвода второй роты третьего батальона, второго полка Первой марсианской ударной пехотной дивизии звали Дядькой.
Дядьке перевалило за сорок. Он был ладно скроен, этакий энергичный здоровяк, смуглый, с чувственным ртом и мягкими карими глазами, которые прятались под густыми кроманьонскими бровями. На бритой голове смешно торчал одинокий чуб.
Вот случай, характерный для Дядьки.
Однажды, когда его взвод мылся в бане, Генри Брэкман, взводный сержант, попросил сержанта из Другого полка выбрать самого лучшего солдата. Тот без колебаний выбрал Дядьку — уж очень ладно он был скроен, да и мускулам его позавидовал бы атлет. Брэкман прямо глаза вылупил:
— Черт возьми! Ты что, серьезно? Над ним же весь взвод потешается!
— Не может быть! — изумился сержант.
— Ну какого черта мне тебя разыгрывать — ответил Брэкман. — Ты только взгляни — он уже десять минут торчит под душем, и еще не притронулся к мылу. Дядька, ты спишь, что ли? Дядька!
Замечтавшийся под теплыми струями Дядька вздрогнул и вытянулся, готовый исполнить любой приказ.
— Дядька, возьми мыло, — сказал сержант. — Черт по бери, да возьми же, наконец, мыло!
И вот теперь бывший подполковник, а ныне Дядька, стоял на железном плацу по стойке «смирно», в одном строю с другими солдатами. Посреди плаца возвышался каменный столб с железными кольцами. Продетые через кольца цепи накрепко приковывали к столбу какого-то рыжеволосого солдата без погон, без ремня, без воротничка, без белоснежных краг и вообще без каких-либо знаков различия.
Все остальные, включая Дядьку, были одеты по форме. Все остальные выглядели бравыми молодцами.