Судьбы наших детей

— Местная полиция, вероятно, уже в пути. Пожалуй, есть смысл самим вернуться в США и держать ответ.

Границу мы пересекли в Хуаресе. Агенты ФБР уже нас поджидали.

Все газеты и радиокомпании мира, даже новое и далеко не совершенное телевидение освещали этот судебный процесс. Нам не разрешили ни с кем видеться, кроме адвоката. Самюэлс прилетел с Западного побережья и потратил неделю, пока пробился к нам сквозь плотное кольцо охраны. На всякий случай он предостерег нас от разговоров с репортерами.

— Вы газет не читали? Тем лучше… Как же вы ухитрились влипнуть в такую историю? Следовало быть осмотрительнее.

Я рассказал.

Он был потрясен:

— Вы что, с ума все посходили?

Убедить его было нелегко. Лишь наши общие усилия и согласованные рассказы заставили его поверить в существование аппарата. (Он беседовал с каждым отдельно, так как нас изолировали друг от друга.) Когда я снова увидел его, он был не способен рассуждать логично.

— Разве на этом можно построить защиту?

Я мотнул головой.

— Нет. Мы знаем, что если посмотреть с одной стороны, то мы виноваты практически во всем, что только есть на белом свете. Если же посмотреть с другой стороны…

Он встал.

— Дружище, тебе не адвокат нужен, а доктор. Я сейчас пойду. Надо все как следует обмозговать, прежде чем браться за дело.

— Присядь. Как тебе такой ход? — И я изложил свой замысел.

— Я думаю… Не знаю, что и думать. Просто не знаю. Поговорим позже. Сейчас мне нужно глотнуть свежего воздуха. — И он ушел.

Как и большинство судебных процессов, наш процесс начался с обычного обливания подсудимых грязью.

(Людям, которых мы шантажировали в самом начале, деньги были давно возвращены, и у них хватило ума держать язык за зубами. К тому же им намекнули, что кое-какие негативы, возможно, где-то еще завалялись. Сокрытие улик? Конечно.) Мы сидели на скамье подсудимых и с величайшим интересом слушали душещипательную историю о своих злодеяниях.

Мы со злым умыслом непоправимо оклеветали великих и бескорыстных людей, которые всю свою сознательную жизнь преданно служили общему благу; мы без нужды поставили под угрозу традиционные дружественные отношения, ложно истолковав легендарные события; насмеялись над мужеством и самопожертвованием тех, кто, защищая Отечество, пал смертью храбрых на поле брани, и нарушили душевный покой всего человечества. Каждое новое обвинение, каждый ядовитый укол вызывал одобрительный гул в заполненном именитой публикой зале. Вопреки здравому смыслу процесс проходил не в обычном помещении суда, а во Дворце правосудия. Зал был до отказа набит влиятельными магнатами, высшими военными чинами, напыщенными посланниками различных стран мира; только конгрессмены от наиболее крупных штатов или располагавшие внушительным числом голосов получили возможность втиснуться в дополнительно установленные кресла. Так что, когда слово было предоставлено защите, Самюэлс предстал перед враждебно настроенной аудиторией. Накануне мы провели с ним целый вечер под охраной полиции в номере гостиницы, куда нас поселили на время процесса: оттачивали, насколько возможно, намеченный план защиты. Самюэлс наделен тем нагловатым чувством юмора, которое обыкновенно присуще исключительно самоуверенным людям. И я убежден, что он испытывал наслаждение, стоя перед всеми этими важными персонами, украшенными медалями и двойными подбородками, и зная, какую бомбу он им уготовил. Боец из него получился отменный. Он начал так:

— Мы верим, что можем доказать свою невиновность только одним способом. Верим, что допустим только один способ защиты. Мы добровольно, без предвзятости, отказались от своего неотъемлемого права предстать перед судом присяжных. И будем говорить прямо и откровенно, по существу. Посмотрев фильм, о котором идет речь, вы, возможно, обратили внимание на так называемое разительное сходство исполнителей с поименно названными действующими лицами. Возможно, вы обратили внимание на жизненную достоверность образов, на реалистичность фильма. К этому обстоятельству я еще вернусь. Первый же свидетель, я думаю, продемонстрирует вам наш метод опровержения выдвинутых против нас обвинений. — Он пригласил первого свидетеля.

— Будьте добры, назовите ваше имя.

— Мерседес Мария Гомес.

— Погромче, пожалуйста.

— Мерседес Мария Гомес.

— Ваша профессия!

— До марта я работала преподавателем в Аризонской школе глухонемых. Затем подала заявление об уходе и уволилась. В настоящее время я работаю по контракту у мистера Левко.

— Благодарю вас. Если мистер Левко находится в зале, то не можете ли вы указать нам его? Спасибо. Теперь не расскажете ли вы суду о характере вашей работы в школе глухонемых?

— Я учу детей, которые родились глухими, говорить. А также читать по губам.

— А сами вы читаете по губам, мисс Гомес?

— Я полностью потеряла слух, когда мне было пятнадцать лет.

— Преподаете только по-английски?

— По-английски и по-испански. У нас было много детей мексиканского происхождения.