Начав проталкивать шомпол, Кузнецова не сдержала слезы. Она видела, как напрягся Умар. Но ни стона, ни малейшего звука, только тяжелое дыхание выдавало, что ему больно. Очень больно. Тампон проталкивался с трудом. Казалось, что ничего не выйдет, но вдруг из входного хлынула кровь, вперемешку с гноем, затем вывалилось что-то красно-черное, и показался металл шомпола.
— Вынимай и повтори, — сказал Лукин.
Маша вздрогнула. Еще раз чувствовать этот ужас?
— Умарчик? — сквозь слезы произнесла она.
— Д-делай, Машэнка!
Повторно тампон прошел легче. Как только Кузнецова вынула шомпол, Умар расслабился.
— Сознание потерял, — сказал сержант.
Он поднял вывалившуюся ремень с четкими отметинами зубов.
— За малым не перекусил… — покачал головой Степаненко.
Абадиева перевязали и устроили на боковой лавке ганомага. Как начались сумерки, вернулись Тамарин с Карасевым. Выяснилось, что до Матвеево немного не доехали. Наблюдали час. Немцев не видели. И Лукин решил самому выдвинуться к селению перед рассветом…
Глава 11
Из-за бронетранспортера, вышел обер-лейтенант Эрих Шумберг по документам, а на самом деле Юрий Яковлевич Чичерин, лейтенант госбезопасности. Он привалился плечом к броне и принялся рассматривать фуражку в руках. Следом появился Степаненко, застегивая мундир и недовольно бурча, мол — приходится всякую дрянь на себя напяливать. Вышел Голубев, уже застегнут и подпоясан. Пилотка на ремне. Три «немца» выстроились практически вряд. Тихо прыснула Кузнецова в кулачек. Бойцы сдержали улыбку. Лукин прищурился.
— Маскарад, йоп… — ругнулся капитан и подошел ближе.
Голубев в форме рядового и «фельдфебель» Степаненко показушно вытянулись. Лукин критически их осмотрел, поправил ремни, и распорядился рукава закатать. Шагнул к «Шумбергу».
Как и предполагалось, мундир обер-лейтенанта на Чичерина сел, будто на него шитый. Но вид портили пятна. Оттереть кровь не получилось. А стирать попросту не где и не чем. Не стирать же маленьким обмылоком для бритья?
Капитан задумался. Вид у всех троих не бравый, клоунский какой-то, хоть кинокомедию снимай.
— У дзядзьки юшка носам пайшла? — спросил Миша.
Мальчишка, увидев вышедшего в немецкой форме Чичерина, сначала за Кузнецову испуганно спрятался, но затем, узнав дядю в форме, успокоился.
— Ага, голову напекло, — хмыкнул Степаненко, и бойцы тихо хихикнули.
— А малец-то дело говорит, — хмыкнул Тамарин.
Лукин задумчиво посмотрел на нос Чичерина, затем на ворот, опять на нос. Лейтенант инстинктивно прикрыл его. А капитан повернулся к мальчишке.
— Боец Михаил, объявляю вам благодарность!
Миша вытянулся.
— Служу працоунаму народу! — пискнул он. И красноармейцы заулыбались.
— Молодец какой! Настоящий боец! Джигит! — хвалили его наперебой.
— Кузнецова, ты бинты отстирала? — спросил Лукин.
— Нет, не успела. Я кителем занималась.
— Давай бинт сюда, и покровавей там выбери. Не будем обер-лейтенанта в нос бить, будет у нас обер-лейтенант в шею раненый.
Марлевую кровавую кучу расправили, выбрали один бинт и скатали для удобства в рулон. Затем сделали повязку на шею. Пока Кузнецова накладывала бинт, Чичерин морщился. Неприятно, стягивает, но что поделаешь — надо. Лучше бы я пристрелил немца — подумал он.
— Вот так, — кивнул капитан, рассматривая дело рук девушки. — Даже пятна совпадают. Молодец, Кузнецова! Юрий Яковлевич, чего фуражку мнешь, надевай, не нарушай устав.
Вокруг сдержано захмыкали, Чичерин с надеванием замялся.
— Давай, чего тянешь.
В следующий миг надетая фуражка провалилась до ушей. Вид вышел невероятно комичный. Все расхохотались. Смеялся Миша, Абадиев, держась за стянутое бинтами плечо. Головной убор немца оказался большим. Лейтенант, посмеиваясь, снял её и посмотрел внутрь. Проблему решили просто — проложили внутри околыша сложенную бумагу. И вновь фуражка на голове.
— Нормально вроде.
Но все равно вид троицы Лукину не нравился. Он глянул на сапоги.
— Малы оказались, свои оставил, — пояснил Чичерин. — У «головастого» Шумберга, нога сорокового размера.
Капитан отмахнулся — черт с этими сапогами, они похожи, разница в подошве только. Это не то. Вот прическа не соответствует. В РККА иная стрижка. А тут волосы слишком уж торчат, как не причесывай. И ножниц нет. Чичерин, понимая мысли капитана, снял фуражку и пригладил свои патлы.
— Бесполезно, — сказал он, — даже если намочить, торчать будут. Стричь надо.
Выручил опять Степаненко. У запасливого сержанта нашлась опасная бритва «Труд» в футляре, помазок и ремешок для правки. Так же имелся обмылок, с которого хватило взбить густую пену. чтобы побрить бойцов группы. Теперь же, сержант предложил попробовать подстричь с помощью расчески и бритвы. Мол — должно получиться.
Сержант поддевал волосы металлической расческой и вел бритву к зубьям наискосок. Волосы срезались, но бритву пришлось много раз подправлять.