Судьбы местного значения

Через минуту люк освободили от крупного мусора, перемещая его в стороны и стараясь не задевать стеклянные осколки. Внутри тоже пришлось повозиться с наваленным хламом. Перетащить через люк носилки с раненым не вышло, а привязывать его времени не было. Пришлось паре бойцов спуститься и вытаскивать раненого на руках. Следом передали носилки. Но укладывать сразу не стали, еще как-то через окно спустить надо. Носилки передали вниз и собрались передать раненого. Тем временем с цоколя пытался вылезти старик. Ему помогал боец, подталкивая снизу, сверху тянул другой. Грузное тело и негнущаяся нога очень мешала. Стоял громкий шорох и пыхтение. Один из бойцов, и сам Лукин, что вели наблюдение за немцами, шикали, но тише не выходило — слишком много мусора и стеклянного крошева.

Только удалось вытолкнуть старика, как оба наблюдающих тревожно зашептали:

— Внимание! Тихо!

Один из немцев, спрыгнув с крыла грузовика, где он копался в двигателе, направился к крыльцу.

— Michel, — сказали ему вслед, — nimm mehr lumpen.

Бойцам с раненым на руках пришлось отойти от окна и прижаться к стене у двери. Боец со стариком нырнули в кладовку. Другому бойцу пришлось скрыться за дверью кабинета напротив. Лукин метнулся в палату и, сдернув с койки смятую простыню, скомкал и бросил в проход. После чего встал за дверной косяк кладовки.

Немец вошел в здание.

— Oh, lappen!

Зазвенели стеклянные осколки. Немец явно поднял простыню и стоял её рассматривая.

— Schmutzige…

Лукин скрипнул зубами. И чего ему не нравится? Тряпка как тряпка, и вовсе не грязная. Мятая, это да, и её хватит, чтобы оттереть руки всему отделению. Немец двинулся по коридору и, судя по шагам, направился аккурат в ту палату, где укрылась пара с раненым. Капитан следил за врагом через дверную щель — вот он, еще шаг и он увидит ребят с раненым. Лукин метнулся к немцу, зажал ему рот, подбив под колени, осадил на пол. Выглянувший из палаты боец всадил в грудь нож. Немец затрясся, не желая умирать, заелозил ногами. Начал биться. Еще несколько ударов ножом и капитан, тихо матерясь, опустил тело на пол.

— Michel⁈ — Снаружи эта возня явно была услышана, и немцы насторожились. — Michel!

Несколько солдат с карабинами наперевес двинулись к зданию. Немец на мотоцикле направил пулемет на окна.

— Быстрее! — выдохнул Лукин.

Время поджимало, раненого спустили, не особо осторожничая, сразу на носилки уложив. Спрыгнули бойцы, подхватили носилки и бегом. Дед медлил, смотря на удаляющихся ребят.

— Иван Андреевич, спускайтесь.

Лукин уже перелез, и сдвинулся, чтобы помочь старику.

— Не уйти мне, — покачал головой тот. — Не бегун я. А к германцам еще с империалистической большой должок имелся, теперяче и подавно. Вы уходите, и это… дай.

Уже у перелезшего бойца, дед попытался вынуть из подсумка гранату. Лукин взглянул Яснопольскому в глаза и понял — не переубедить.

— Отдай, Клим.

— Французская ишшо, ладноть! — хмыкнул старик, получив гранату. — Это… идите, мужики, и не поминайте лихом!

Иван Андреевич развернулся и зашагал к выходу, с трудом перебрасывая негнущуюся ногу. Уже у выхода вытащил кольцо, прижал руку с лимонкой к сердцу, прикрыв полой пиджака.

— Хальт! — выкрикнул немец, встречая выходящего старика.

Яснопольский дышал тяжело. Шагать было трудно, зная — что впереди, но иначе он не мог. Перекидывая искалеченную ногу на ступень ниже, отпустил предохранительную скобу, негромко хлопнул капсуль. Немцы не насторожились. Потекли последние секунды. Иван Андреевич остановился, спустившись с крыльца. Посмотрел на Евдокию Михайловну — тело так и лежало у кустов.

— Уже скоро, Дуняша… — и на душе стало спокойно и легко.

Мотоциклист тронул свой цундапп, намереваясь объехать корпус госпиталя. Остальные немцы настороженно приближались. Это хорошо.

— Wer bist du? — спросил немец, направив в грудь карабин.

— Смерть ваша! — ответил дед торжествующе. — Гореть вам в аду!..

Лукин успел миновать выкошенный луг. До кустов остались какие-то метры, как боец прикрывающий отход дал очередь за корпус. Взревел двигатель, из-за угла вылетел цундапп и воткнулся в акацию. Одновременно за зданием грохнуло, а потом немцы заголосили. Это, прибавил прыти. Не дураки, сразу поймут и преследование начнут.

— Ходу! Ходу!..

Очередь и разрыв насторожили. Следом послышались выстрелы маузеров.

— Эх, тихо не вышло, — посетовал Дюжий, досадливо стукнув по колену. И тут же зубами от боли скрипнул. — Вот что, Маша, жди тут ребят, а я вон туда. Прикрыть ваш отход надо.

— А… — начала было Кузнецова, но сержант её перебил:

— Надо, Маша, надо!

И прихрамывая, полез на откос, где росла разлапистая ветла с толстым стволом.

Лукин и Карасев сбежали в лощину последними.

— Красин, Тамарин, — сказал капитан, — смените ребят на носилках. Где Дюжий?

— Позицию занял, вон у ивы.

Лукин посмотрел вверх и увидел Дюжего. Лицо серьезное. Сержант кивнул. Лукин, помедлив, тоже.

— Уходите, товарищ капитан госбезопасности, — сказал Карасев. — Мы прикроем.