Судьбы местного значения

Сжав зубы, он скользнул к кустам. Не успели немцы оттащить мешающую осиновую крону, как позади возник русский с клинками в обеих руках…

Два быстрых движения и прыжок к третьему. У немца округлились глаза, он отшатнулся и клинок прошел выше, располосовав щеку. Но немец закричать не успел — оба «Золингена» поочередно вошли в тело. Один в шею, второй в правый бок. Танкист выронил бревно и громко захрипел, валясь на землю. В глазах ужас, руки пытаются закрыть рану в шее.

Двое других распластались в разных позах — один на спине, уже затих, второй навалившись на осиновую крону, еще «отходил», лишь ноги мелко подрагивали.

Семен замер, прислушиваясь. Пока резал немцев, громкий треск стоял. Но от танка слышались удары по железу. Пригляделся — командир так и сидит на башне в гарнитуре, а танкист что-то молотком то ли приколачивает, то ли сбивает.

Семен выдохнул. Самого начало потряхивать. Троих в пару секунд порешить — не баран чихнул. Повезло, что обычные танкисты, беспечные, непуганые, к слову — из оружия только топор. Будь эти трое следопытами, которых поутру прикончить удалось, просто ушел бы, не рискуя. Но как трясет-то!

Присев на срубленный ствол, Семен смотрел на последние секунды жизни немца. А еще живы и здоровы двое, но их так просто не взять. Танк от леса стоит на приличном расстоянии, и незаметно подобраться — не выйдет.

Хорошо бы с этими тоже разделаться. В танке наверняка имеется запас продуктов, те же консервы, или галеты, хлеба свежего бы… А еще оружие. Нет, боеприпасов более чем достаточно, и маузер менять — смысла нет. Пистолет с боезапасом бы раздобыть. Однако продукты предпочтительнее.

Семен собрал свои вещи в одно место. Взял карабин, и пару гранат. Оба трофейных клинка заняли свои места в голенищах. Выдвинулся к самому краю.

Танкист продолжал что-то править молотком, а командир, видать, успел слазить внутрь. Теперь он что-то жует, рядом ранец лежит, гарнитура вверх сдвинута. Иногда посматривает на лес. Значит, скоро всполошатся. Надо решать — или плюнуть и уходить в лес, или попытаться снять обоих из карабина — по-иному никак. Встал танк хотя бы на десяток метров ближе к лесу…

Командир привстал, глядя на лес.

- Kowalski! Todt! Klebke! — крикнул он.

Немец прекратил возиться с инструментом и тоже смотрит на лес. Все, медлить нельзя. Первым командира, у него кобура виднеется, а у механика оружия нет, лишь молоток в руках. Маузер рявкнул одиночным и сразу прицел на второго — выстрел. Семен выругался — не успел! Командиру он в грудь попал, тот раскорячился между люков, но второй танкист успел нырнуть за корпус. Прыткий, сволочь — думал Семен, делая рывок к танку. Бежал быстро, рывками влево-вправо, но выстрелов не последовало. Рухнул у корпуса и перекатился к гусеницам вплотную. Осмотрелся — немца нигде не видно. Сбежать к противоположному лесу он бы не успел.

Куда делся немец, Семен понял, когда на гусеничную полку забрался — танкист через боковой люк башни в танк залез и теперь истерично орал что-то. При этом тело командира елозило, будто живое. Нет, он мертв, просто одна нога в люке, вторая снаружи, и теперь механик пытался вытолкнуть ногу мертвеца, чтобы задраиться.

- Не шали! — крикнул Бесхребетный, осторожно заглядывая внутрь.

В ответ прострекотала очередь. Все пули ушли в небо. Вот ведь ситуация — просто так с тела кобуру не снимешь. Стянуть тело и разжиться пистолетом? Тогда танкист точно задраится.

Послышался гул техники. Оглянувшись, Семен выругался — судя по приближающемуся облаку пыли, идет колонна и крупная. Немец тоже понял — спасение рядом и принялся громче орать и стрелять через проем люка. Бесхребетный досадливо сплюнул, выхватил «колотушку», снял колпачок и дернул шнур. Гранату кинул в башню и, прихватив ранец, прыгнул вниз.

Панический крик обреченного, взрыв, и сильный толчок в спину. А в ранце ничего кроме початой пачки галет и упаковки с шоколадом не нашлось…

Семен понял, что проснулся. Небо уже посветлело. Было свежо и тихо. Даже канонады не слышно. Полежал. Даже удалось вновь задремать, как протяжный петушиный крик разбудил окончательно…

Дверь отворилась и, пригибаясь под низкой притолокой, в сруб зашел старшина. Комаров держал в руках котелок и четвертину ржаного хлеба.

- Доброе утро, хороняка! — поздоровался он.

- И тебе здорово, — кивнул Семен, поднимаясь.

– Вот, завтрак тебе принес, — и старшина протянул котелок с ломтем хлеба.

Внутри оказалась та же «шрапнель», холодная, хоть не пригоревшая, но хлеб был свежим и пах просто чудесно. Семен с жадностью накинулся на еду. Пока он ел, старшина свернул козью ножку и закурил.

Когда котелок опустел, старшина отцепил от ремня флягу и протянул её Семену. Тот глотнул, удивился содержимому и приложился еще.

- Спасибо, — кивнул Семен, протягивая флягу старшине. — С чего такая щедрость?

- За то, что промолчал, — хмыкнул старшина. — И за урок, что ты с сержантом нам преподал. Слышал, что ночью творилось?