Судьбы местного значения (СИ)

— Имена георгиевских кавалеров тоже. Может и наши тут выбьют?

— Вряд ли, — хмыкнул Попель, — тут только георгиевские, хотя…

И Николай Кириллович припомнил, что в 1943 году введут орден Славы, который являлся прямым наследником георгиевского креста, ибо муаровая лента будет иметь георгиевсие цвета. Но заслужить эту награду не светит ни комиссару, ни генералу, так как по статуту орденом будут награждаться рядовой и сержантский состав. Впрочем, загадывать комиссар не стал — когда это еще случится, и озвучивать эти мысли тоже. И так отметился больше некуда.

С мраморной плиты взгляд скользнул выше, на статую, а затем на сводчатый потолок. Точнее на край, ближе к стене, почти над головой. От чужих воспоминаний стало не по себе, так как он стоит аккурат на том месте, где примерно через месяц немецкая бомба проломит крышу дворца. Случится это или нет, гадать сложно. Но немецкий фугас не детонирует. Факт сам по себе жуткий. И знание этого вновь вызвало беспокойство. Многие знания — многие печали. Только деться от этого некуда, теперь с этим жить…

Попель присел на банкетку, что стояла у мраморного камина, а Рябышев, пробежав взглядом соседние памятные таблички, вернулся и присел рядом.

— А ведь правильно, что это все оставили! — сказал он. — Пусть все знают — Родина своих героев не забыла. Ты чего, Кириллыч?

— Да так… предчувствие, — и Попель посмотрел вверх.

Туда же глянул и Рябышев, но не найдя ничего такого, осмотрелся.

— О, вон Георгий Константинович и Борис Михайлович!

Попель посмотрел налево, действительно — в небольшой группе военных идут два начальника Генштаба, бывший и нынешний. Жуков и Шапошников разговаривали на ходу, причем Борис Михайлович с жаром что-то говорит Начальнику Генерального Штаба, будто доказывая, а тот во всем соглашается. И маршала именно это не устраивает, видимо хочет услышать контраргументы, подискутировать, чтобы выработать правильное решение.

Николай Кириллович обоих очень уважал. А после последних событий Георгия Константиновича особенно. Если не он, такого разгрома немцев не случилось бы. Именно благодаря Жукову штаб юго-западного фронта, а затем штабы соседних фронтов вышли из сумбурно-дерганых метаний и заработали четко и размеренно. Этому способствовала налаженная связь и своевременные донесения с применением предложенной Попелем системы шифрования, которую ввели в приказном порядке. Причем за несоблюдение строго спрашивали.

Жуков сразу вник в прогрессивность предложений бригадного комиссара по радиоборьбе и продавил выделение мощных радиостанций для глушения диапазона, на которых работали вермахт и люфтваффе. Нашли всего три подходящих по мощности, так же применили немецкие трофейные, но даже такое малое количество глушилок здорово помогло.

Применяли их на основных направлениях немецких ударов. И начался разброд в действиях частей вермахта. Не то чтобы бардак — на уровне подразделений порядок остался. А вот на более высоком уровне иногда проявлялась несогласованность. В донесениях описывались случаи, когда люфтваффе бомбило колонны вермахта, немецкая артиллерия стреляла по своим, один раз даже сцепились два пехотных подразделения. Один такой рапорт Николай Кириллович читал лично, и с командиром разведгруппы беседовал. Так старлей рассказывал — вступили во встречный бой с противником, начали отход через балку, вдруг позади стрельба — противник с другой стороны. Связали боем, и начали отход по балке. И хотя в прикрытии осталось по пулеметчику на оба направления, интенсивность перестрелки увеличилась. Командир понаблюдал за боем, понял, что связи у противника нет, поэтому они считают, что ведут бой с русскими и долбят по врагу злобно и с огоньком. Почувствовав себя лишними на этом «празднике», разведчики ушли через овраги. Что говорить — красноармейцы пользовались отсутствием связи с выдумкой — при подлете немецких бомбардировщиков обозначали ракетами свои позиции первыми. И, несмотря на запоздалые ракетные сигналы немецкой пехоты, люфтваффе вываливало свои бомбы именно на комрадов, что вызывало злобный смех красноармейцев.