В палате всего две койки, две тумбочки, и целых четыре стула. На левой койке полулежа читает газету Лукин. На правой фигурант — без сознания. У окна на стуле Кузнецова сидит, тоже газету просматривает. Вот что значит палата для старшего комсостава. И прессу на-те-пожалуйста, и такое просторное помещении всего для двоих. И воздух тут свеж — приоткрыта не маленькая форточка, а вся фрамуга.
— Здравствуйте! — поздоровался Чичерин.
— День добрый, Юрий Яковлевич, — оторвался от чтения Лукин.
— Здравствуйте, товарищ лейтенант… — спохватилась Кузнецова.
— Сиди- сиди, — прервал девушку Чичерин. — И давай не по званию. Меня Юрием зовут, али забыла? Как самочувствие, товарищ капитан?
— Терпимое — глянул на лейтенанта Лукин. — И меня Василий Петрович зовут, али забыл?
Чичерин поднял обе руки — понял, мол, исправлюсь. Повернулся к Кузнецовой.
— Как дела у нашего героя? Не очнулся еще?
— В себя не приходил, — вздохнула Маша. — Покормить бы его, а то исхудал весь…
Девушка всхлипнула и, отложив газету, принялась поить безымянного бойца. Пипеткой она набирала воду и по капле вливала в рот. Хоть что-то, ибо ел он, по словам девушки, в последний раз более четырех суток назад. При этом фигурант выглядел вполне здоровым, лишь похудел сильно. Четыре дня без сознания! Придет ли в себя? Будет жаль, если умрет, и тайну источника унесет с собой.
— Тов… — начал лейтенант, но быстро поправился, — Василий Петрович, к вам тут корреспондент заходил, и я…
— Не беспокойся, Юра, — перебив Чичерина, хмыкнул Лукин, — корреспондента я отшил, а с политотделом фронта мы разберемся… Маша, — повернулся он к Кузнецовой, — выйди пожалуйста, нам перемолвиться надо.
— А за твоим благоверным мы присмотрим, — улыбнулся Юрий, — никуда он не денется.
Когда девушка вышла, Лукин заговорщицки подмигнул и дотянулся до тумбочки. Через минуту на тумбочке стояли два стакана и бутылка вина. Причем у тумбы сбоку Чичерин заметил такую же бутылку, только пустую.
— Это кагор, — пояснил Лукин. — Товарищи привезли, чтобы кровь быстрее восстанавливалась.
Капитан резким ударом выбил пробку, и разлил вино.
— Держи, — протянул он стакан. — Давай, за победу выпьем.
— За победу! — поднял стакан Юрий. — За девятое мая!
Лукин приподнял в согласии стакан, и выпил вино.
— Вкусное, — сказал Чичерин, выпив. — Ничего вкуснее не пил.
— Спирт али водка да жирная селедка?
— Ага, — кивнул Юрий, — или соленый огурчик…
— Тихо… — прервал Лукин. — Створку еще приоткрой.
Юрий распахнул фрамугу. С аллеи слышалась песня:
Зашумели от ветра кроны лип, заглушая гармониста. Было жаль недослушать песню, но что поделать? Капитан вздохнул и разлил остатки кагора.
— Ну, на брудершафт со смертью нам пить не нужно, перешагнули мы через неё, — сказал Лукин, поднимая стакан. — За победу выпили. Так что давай-ка за товарища Сталина выпьем.
— За товарища Сталина! — поднялся Чичерин и помог встать капитану.
Выпили. Василий Петрович тяжело опустился на койку.
— Через два часа машины придут, — произнес он. — Всю группу, в Москву забирают.
— А Степаненко и Абадиевым? Они же тяжелые!
— Обоих. И фигуранта. Выделили самолет персонально. Сам должен понимать — нет сил и средств обеспечить надежную охрану и секретность в местных условиях. Время еще есть, так что…
Лукин замолк, задумавшись, а Чичерин предположил, что капитан хочет задать вопрос, над которым наверняка думают многие в особой группе. И не ошибся.
— По источнику версии есть?
— Есть. Но… — замялся Чичерин.
— Излагай, — потребовал капитан. — Пусть даже это будет чертовщина.
— Каждый фигурант описал будущие события на несколько суток вперед, — начал уверенно говорить Чичерин. — Имеются так же точное количество личного состава, техники и имен, включая резервы. Каким образом конкретно фигуранты получают информацию — пока версий нет. Это точно не гадание. Считаю это… или сны, или видения из будущего. Точнее узнаем, когда очнется наш визави.
Лукин слушал и кивал. Лейтенант четко разложил версию. Такие мысли были и у него, ибо ничего другое не подходило логически. И это не чертовщина.