Читаем Судьбы крутые повороты полностью

<p>Новосибирск</p>

А когда старший брат после окончания школы в Новосибирске вошел в родной дом, все бросились ему на шею. Инстинкт добровольного подчинения старшему, наиболее сильному и опытному, живет в природе не только у журавлей и других крупных птиц, которые в своих тысячекилометровых перелетах с севера на юг и с юга на север всегда строго следуют за своим вожаком. Вот и сейчас, пробегая по пунктирной дорожке памяти, я часто натыкаюсь на перекрестки, где мои интересы сталкивались с участием старшего брата. Когда он помогал мне, советовал, заставлял и выручал в ситуациях, в которых справиться мне одному было невмоготу. И, пожалуй, если бы не Сережа и не его поездка в Новосибирск, то вряд ли моя судьба испытала бы такой крутой поворот.

Сережа сразу обратил внимание на то, как я, изнуренный лихорадкой, похудел и пожелтел от хины. Через некоторое время, посоветовавшись с родителями, на свои скопленные деньги он купил дешевый билет до Новосибирска. На прощанье, перед тем как уйти на вокзал, спросил меня:

— Хочешь учиться в большом городе в школе, которую в Новосибирске считают образцовой?

Что я мог ответить брату? Два последних года, получая от него интересные письма и слушая его рассказы, когда он приезжал на каникулы, я не переставал мечтать о том, чтобы переехать к дяде в Новосибирск и учиться там в той же школе, где и Сережа.

В день отъезда старшего брата приступа лихорадки у меня не было, а потому я отважился вместе с Мишкой прошагать полтора километра до станции. На платформе я сказал брату:

— Сережа, скажи крёсне, что я буду стараться хорошо учиться и во всем помогать ей: возить барду, ходить в магазин, мыть посуду. Ведь она так занята, у нее столько работ по дому!

Эту мою просьбу Сережа пообещал передать обязательно.

Когда я, возвратившись с вокзала, полез в свой заляпанный чернильными пятнами брезентовый портфель, то не нашел в нем дневника. Это меня встревожило. Мама успокоила меня, рассказав, что табель Сережа взял с собой для разговора с директором. Будет просить, чтобы меня приняли учиться в седьмой класс.

Неделя в ожидании возвращения старшего брата показалась мне томительной и долгой, поэтому день его приезда стал настоящим праздником. У лихорадки, на мое счастье, в этот день был выходной. Завидев Сережу из окна горенки, я выскочил во двор. По лицу брата сразу увидел, что поездка в Новосибирск оказалась удачной. Чтобы не томить меня ожиданием, он как-то хитровато улыбнулся и сказал:

— Будешь учиться в 7–6 классе. Твоим классным руководителем станет Зоя Александровна Шереметьева, та, что была у меня в девятом и десятом классе. А дядя Васяня и крёстная Саня рады тебя принять на время учебы в школе.

И снова приходит на ум старая русская пословица: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Не прицепись ко мне в пионерском лагере в болотистой Кундрани эта противная лихорадка, конечно же, ни о каком Новосибирске и учебе в образцовой школе не могло быть и речи. Итак, передо мной расстилались новые горизонты пока еще загадочной жизни.

Ко времени моего приезда в Новосибирск Сережа уже блестяще закончил среднюю школу. Мама, отец и мы, братья, знали, что Сережа подал документы в какой-то очень модный и престижный московский Институт философии, литературы и истории. Но о том, что он отправил туда документы, Сережа попросил маму с отцом и братьев никому не болтать. Очевидно, история с попыткой продолжить учебу в девятом классе Убинской средней школы оставила в душе его незаживающую рану. Прошло два года, обида его не потухала, а поэтому он свое желание поступить в московский институт решил держать втайне. Хотя бабушка нас, младших братьев, считала несмышленышами, но мы все-таки каким-то особым чувством и детским разумением понимали, что тайну брата нужно хранить. И жизнь подтвердила, что опасения Сережи оказались ненапрасными.

Ни отец, ни мама никак не могли заучить четыре заковыристых для их разума слов в названии института. У себя в плотницкой артели отец как-то не выдержал и похвастался, что сын у него задумал учиться в Москве. На вопрос мужиков: «И на кого же он станет учиться?», отвечал легко и просто: «На Пушкина! Он с малолетства стишки сочиняет».

Много раскрытых и нераскрытых наукой тайн существует в природе человека. Но одну из этих тайн я испытал на себе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии