Читаем Судьбы крутые повороты полностью

В ожидании этой напасти люди готовились: укрепляли запоры на ставнях, на дверях, чинили старые замки, покупали новые. А кое-кто возил из ряма на тележках или вязанками носил на плечах сырые сосновые колья, готовясь ставить новые изгороди на огородах. Словно не подростки должны приехать в Крещенку, а злая, хищная орда, вставшая из могил времен Тамерлана, накатывается на село. А когда райисполкомовская курьерша принесла отцу записку, чтобы он в понедельник, в десять утра явился к заместителю председателя, то в нашей семье началась паника. Поистине «пуганая ворона куста боится».

Правда, отец к вызову отнесся спокойнее, чем мама. За три года строительства школы его десятки раз вызывали на «ковер» к зампреду Голубеву и тот не раз «снимал» стружку с бригадира плотницкой артели за невыполнение месячного плана. Грозил, что лишит премиальных. Но всякий раз кончалось тем, что Голубев крепко жал ему руку и просил, чтобы отец не подводил его. Я даже заметил, что после визитов отца к зампреду, он приходил домой веселым и словно помолодевшим. А однажды сказал маме, что хочет пригласить Голубева на ее день рождения, но она только замахала руками, глядя на потрескавшиеся и облупившиеся стены и провисший, как старая люлька, потолок, в котором березовая матица так прогнулась, что если бы отец два года назад не подпер ее столбом, то он давно бы рухнул и придавил нас. Отец все понял и, пристыженный, завернув «самокрутку», молча вышел из избы.

Больше всего мать боялась, как бы раскулачивание, из-за которого уже пострадал Сережа, не отразилось на дальнейшей судьбе семьи. Время было смутное, и никто не знал, что ждет его на завтрашний день.

Отец предполагал, что Голубев вызывает его из-за каких-то недоделок при строительстве школы, и в уме перебирал все, что могло послужить зацепкой для придирки комиссии, проверявшей готовность школы к новому учебному году. Однако все как будто было в порядке. Он никак не мог предположить, что Голубев вызывает его по поводу размещения труд-колонии в цехах толевой фабрики.

Пугало маму то, что два последних года по селу прошли аресты мужиков. За что — никто не знал. И как правило, из хороших работящих семейств, прибывших в Убинск из России в 30-м и 31-м годах. Слова «кулак» и «раскулачивание» звучало как позор, как проклятие. Поэтому она с опаской проводила отца в райисполком. Вычистила ему сапоги, заставила надеть рубашку, в которую он облачался в праздники или когда шел в гости.

Мама не находила себе места, ожидая отца. А когда он в первом часу вернулся, то по лицу поняла, что Голубев вызывал его не из-за пустяка, а по серьезному делу. И не ошиблась. Хромовые сапоги и рубашку отец снимал с себя неторопливо, что-то сосредоточенно обдумывая, словно ища тропинку к какому-то сложному решению вопроса.

— Ну, чего там?.. Чего молчишь-то? За что вызывали-то? — с тревогой спрашивала она.

Отец поднял голову и, как-то значительно улыбаясь, проговорил:

— Ты лучше спроси, не за что вызывали, а кто вызывал и что предлагали, — сказал он, обувая рабочие сапоги и натягивая на себя серую сатиновую рубаху. — Пригласили меня трое: Голубев, начальник НКВД майор Луньков и начальник роно Баландин. Был с ними и представитель крайисполкома, фамилию его я забыл.

— И что же тебе предлагали?

— Многолетнюю командировку. У меня прямо голова пошла кругом.

Я лежал в горенке на бабушкиной кровати и так напряг слух, что улавливал не только каждое слово отца и матери, но даже их взволнованное дыхание.

Противоречивые чувства охватили меня. В крещенской школе я уже проучился один год. И впервые пламенно влюбился в свою одноклассницу, дочку директора строительства, Светлану Лебедеву. Я не раз горько плакал, спрятавшись в густой конопле, предполагая, что скоро расстанусь со Светланой — ведь после пуска фабрики ее отец должен был вернуться с семьей в Новосибирск. Впрочем, утешали слова отца, который считал, что строительство затянется еще года на три, что давало мне возможность видеть этого голубоглазого ангела. Ее привозили зимой в школу в белой заячьей шубке на вороном рысаке в резных санях, а весной и летом она часто проезжала мимо нашей избы в модной пролетке на резиновых шинах.

— Да что они, с ума сошли?! — встрепенулась мама. — Они что, не знают, что семья у тебя из десяти человек. Как цыганский табор, дети один другого меньше?! И куда же они хотят командировать тебя?

— Да работать-то мне всего в пяти километрах от Убинска, — в голосе отца прозвучало нечто вроде усмешки.

— Хватит голову дурить, что это за место вблизи нашего села? — сердито спросила мама.

Отец озорно хихикнул.

— Знаешь такой поселок — Крещенка?

— Да что ты, с ума спятил? Что там тебе делать?.. Строительство фабрики запретили…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии