В ожидании этой напасти люди готовились: укрепляли запоры на ставнях, на дверях, чинили старые замки, покупали новые. А кое-кто возил из ряма на тележках или вязанками носил на плечах сырые сосновые колья, готовясь ставить новые изгороди на огородах. Словно не подростки должны приехать в Крещенку, а злая, хищная орда, вставшая из могил времен Тамерлана, накатывается на село. А когда райисполкомовская курьерша принесла отцу записку, чтобы он в понедельник, в десять утра явился к заместителю председателя, то в нашей семье началась паника. Поистине «пуганая ворона куста боится».
Правда, отец к вызову отнесся спокойнее, чем мама. За три года строительства школы его десятки раз вызывали на «ковер» к зампреду Голубеву и тот не раз «снимал» стружку с бригадира плотницкой артели за невыполнение месячного плана. Грозил, что лишит премиальных. Но всякий раз кончалось тем, что Голубев крепко жал ему руку и просил, чтобы отец не подводил его. Я даже заметил, что после визитов отца к зампреду, он приходил домой веселым и словно помолодевшим. А однажды сказал маме, что хочет пригласить Голубева на ее день рождения, но она только замахала руками, глядя на потрескавшиеся и облупившиеся стены и провисший, как старая люлька, потолок, в котором березовая матица так прогнулась, что если бы отец два года назад не подпер ее столбом, то он давно бы рухнул и придавил нас. Отец все понял и, пристыженный, завернув «самокрутку», молча вышел из избы.
Больше всего мать боялась, как бы раскулачивание, из-за которого уже пострадал Сережа, не отразилось на дальнейшей судьбе семьи. Время было смутное, и никто не знал, что ждет его на завтрашний день.
Отец предполагал, что Голубев вызывает его из-за каких-то недоделок при строительстве школы, и в уме перебирал все, что могло послужить зацепкой для придирки комиссии, проверявшей готовность школы к новому учебному году. Однако все как будто было в порядке. Он никак не мог предположить, что Голубев вызывает его по поводу размещения труд-колонии в цехах толевой фабрики.
Пугало маму то, что два последних года по селу прошли аресты мужиков. За что — никто не знал. И как правило, из хороших работящих семейств, прибывших в Убинск из России в 30-м и 31-м годах. Слова «кулак» и «раскулачивание» звучало как позор, как проклятие. Поэтому она с опаской проводила отца в райисполком. Вычистила ему сапоги, заставила надеть рубашку, в которую он облачался в праздники или когда шел в гости.
Мама не находила себе места, ожидая отца. А когда он в первом часу вернулся, то по лицу поняла, что Голубев вызывал его не из-за пустяка, а по серьезному делу. И не ошиблась. Хромовые сапоги и рубашку отец снимал с себя неторопливо, что-то сосредоточенно обдумывая, словно ища тропинку к какому-то сложному решению вопроса.
— Ну, чего там?.. Чего молчишь-то? За что вызывали-то? — с тревогой спрашивала она.
Отец поднял голову и, как-то значительно улыбаясь, проговорил:
— Ты лучше спроси, не за что вызывали, а кто вызывал и что предлагали, — сказал он, обувая рабочие сапоги и натягивая на себя серую сатиновую рубаху. — Пригласили меня трое: Голубев, начальник НКВД майор Луньков и начальник роно Баландин. Был с ними и представитель крайисполкома, фамилию его я забыл.
— И что же тебе предлагали?
— Многолетнюю командировку. У меня прямо голова пошла кругом.
Я лежал в горенке на бабушкиной кровати и так напряг слух, что улавливал не только каждое слово отца и матери, но даже их взволнованное дыхание.
Противоречивые чувства охватили меня. В крещенской школе я уже проучился один год. И впервые пламенно влюбился в свою одноклассницу, дочку директора строительства, Светлану Лебедеву. Я не раз горько плакал, спрятавшись в густой конопле, предполагая, что скоро расстанусь со Светланой — ведь после пуска фабрики ее отец должен был вернуться с семьей в Новосибирск. Впрочем, утешали слова отца, который считал, что строительство затянется еще года на три, что давало мне возможность видеть этого голубоглазого ангела. Ее привозили зимой в школу в белой заячьей шубке на вороном рысаке в резных санях, а весной и летом она часто проезжала мимо нашей избы в модной пролетке на резиновых шинах.
— Да что они, с ума сошли?! — встрепенулась мама. — Они что, не знают, что семья у тебя из десяти человек. Как цыганский табор, дети один другого меньше?! И куда же они хотят командировать тебя?
— Да работать-то мне всего в пяти километрах от Убинска, — в голосе отца прозвучало нечто вроде усмешки.
— Хватит голову дурить, что это за место вблизи нашего села? — сердито спросила мама.
Отец озорно хихикнул.
— Знаешь такой поселок — Крещенка?
— Да что ты, с ума спятил? Что там тебе делать?.. Строительство фабрики запретили…