Помню, в холодную зимнюю ночкуВ санках неслись мы втроем,И лишь по бокам фонари одинокиеТусклым горели огнем.В санках у нас под медвежьею шкуройЖелтый лежал чемодан,Каждый невольно дрожащей рукоюЩупал в кармане наган.Помню, подъехали к зданью знакомому,Вышли мы, молча пошли,Сани с извозчиком быстро отъехали,Снег заметал их следы.Двое подлезли под двери дубовые,Чтобы запор открывать,Третий остался на улице темной,Чтобы сигнал подавать.Помню, как сверла бесшумно и крепко,Будто два шмеля жужжа,Вдруг просверлили четыре отверстияПротив стального замка.Помню, как дверца бесшумно открылась,Я не спускал с нее глаз.Ровными пачками деньги советскиеС полок смотрели на нас…Сумму тогда получил я немалую —Сорок семь тысяч рублей.Дал себе слово покинуть столицу,Выехать в несколько дней.Чудно одетый, с букетом в петлице,В сером английском пальтоРовно в семь тридцать оставил столицу,Даже не глянув в окно.Поезд помчал меня с бешеной скоростью.Утром мы были в Москве,Вечером Харьков блеснул огоньками,Скрылся в загадочной тьме.Утром мы были на станции маленькойС южным названьем Батум.В этой природе я жил наслаждаючись,Здесь отдыхал от тюрьмы,Здесь на концерте в саду познакомилсяС чудом земной красоты.Узкие плечи, глаза как орлиные,Чудная прелесть лица.Она отдавалась, она говорила:«На век тебе буду верна».С этой знакомой я месяц возился,Месяц подарки дарил,Платья — пике и чулки в паутиночку,Жемчуг, кораллы дарил.Деньги мои пролетели так скоро,Снова идти воровать,Снова пришлось возвратитьсяВ хмурый и злой Ленинград.Помню, товарищи так же приехали,Взяли на дело с собой,Ночь прогуляли, наутро легавыеНас повязали в пивной.Громом аплодисментов, криками «бис», «браво» выражали свой восторг зрители. Зал бушевал, гудел, как обвал в горах, время от времени пронзенный стрелами восторженных восклицаний. Но вот на авансцену вышел конферансье и снова наступила тишина.
— А теперь, дорогие друзья, — выкрикнул он, — наши гости-гвардейцы, студенты заочники филологического факультета, исполнят древнейшую, как мир, магаданскую песню «Мурка».
И снова зал взорвался гулом возгласов и аплодисментов.
Только три куплета знаменитой песни уркаганов успели пропеть офицеры. Раздавшийся у входных дверей сигнал милицейского свистка и дикий крик бегущего между рядами кресел администратора клуба оборвали последние слова:
Раньше ты носила туфли из торгсина,Шелковый костюмчик «на большой»,А теперь ты носишь рваные галоши,Потому что стала не блатной.Гвардейцев, как девятым валом, унесло за бархатные полотнища занавеса.