Судьбе загадка

Страшный бородач совершенно спокойно, как будто он и не чуял поднятого им неудовольствия, шёл в учительскую, утюжа бороду.

– Иконкам всё молитесь, – ткнул он в угол коридора.

Пантюша внезапно шепнул на ухо Степану Александровичу:

– Это новый инструктор объединения, я сказал, что ты марксист.

В учительской панически молчали преподаватели.

– Садитесь, пожалуйста, – говорил Пантюша, – вот это все наши школьные работники.

– Так, государи мои, нельзя-с, – произнёс инструктор, садясь в кресло, – вы все по старинке «от сих до сих», «в прошлый раз мы говорили», да «к будущему разу возьмите». Это все нужно теперь забыть-с! К чертям-с! Вот оторвалась у вас подошва – вы её взяли да по поводу неё об обуви в различные времена и у разных народов… А сапожника инструктора вызовите, чтоб тут же показал, как подмётки ставить. Вот – это урок… А эти фигли-мигли вы бросьте!.. Все эти ваши Виноградовы да Платоновы… Тьфу!

И он плюнул огромным плевком прямо посредине учительской.

– Я, знаете, предупреждаю… я, кстати сказать, не коммунист, так что вы на меня волками не глядите, я предупреждаю, что, ежели ещё подобное увижу… учебники, да «от сих до сих», я церемониться не буду. – В два счета в отставку… Чтоб все было построено на трудовых процессах… пример я вам привёл насчёт подошвы… (он вышел к столпившимся у дверей ученикам). А вам, красавицам, мой совет старух столетних из себя не корчить. Вам нужно носиками вашими к духу времени принюхиваться. А это и оставить можно.

И он сделал иронический реверанс.

Некоторые засмеялись, но другие сердито зашипели.

– Все равно учебниками вам пользоваться не позволят и уроков зазубривать тоже… Довольно-с!.. Ручки ваши, может быть, от этого и пострадают, зато сами же потом благодарить будете… Прислуг-то теперь держать не придётся… Надо теперь все самим-с… Извольте сами классы подметать и все прочее. До нужника включительно. Да-с!..

– Мы не для этого в школу поступали.

– Извините-с. Именно для этого. Ну-с, до свидания! Заседания объединения будут по вторникам в три. Стало быть, сегодня. Чтоб были представители и от учащих и от учащихся.

И, кивнув головой, он ушёл.

Нечто вроде немой сцены из «Ревизора» произошло после его ухода в учительской.

Естественник стоял в позе мученика, только что подвергшегося заушению. Математик растопырил руки и тупо глядел на Марью Петровну, которая, в свою очередь, замерла, уставившись на Пантюшу.

За дверью шумело девичье море.

Три девушки – члены школьного совета – вошли в учительскую, красные и взволнованные.

– Мы хотим учиться по-старому, – заявили они робко, но настойчиво.

– Успокойтесь, – строго и спокойно сказал Соврищев, – учиться вы будете так, как это нужно…

– Нужно, как прежде…

– Ступайте и не волнуйтесь.

И Пантюша, затворив за девушками дверь, преспокойно закурил папиросу.

– Что же это такое? – пробормотал естественник. – Ведь это ужас… Я преподаю двадцать восемь лет… Никто не говорит, что не надо трудиться.

– Честь и слава всем трудам! – сказал математик грустно.

– Терпение и труд все перетрут, – заметила немка.

– II faut travailler[12] – произнёс француз, перекладывая из одного кармана в другой коробку с сахариновыми порошками.

– Да, но все это говорилось в другом смысле.

Степану Александровичу вдруг пришла в голову шалая мысль, а ну как его заберут за то, что он учил не так, как надо, да ещё про королеву. Ему стало не по себе.

– Господа, – сказал Пантюша, – я не понимаю, что вас так смущает? (Он понизил голос.) – Ясно, что мы будем преподавать так, как умеем и как мы считаем нужным… Слава богу, у нас у всех есть педагогические принципы, тщательно нами продуманные и проверенные на более или менее продолжительном опыте… Я думаю, что мы свои принципы не будем менять, как перчатки… Ну, а когда он будет приходить на уроки, я думаю, что это будет не так часто, – можно для виду… ну заставить всех дрова пилить и в это время говорить что-нибудь по этому поводу… Вы, например (отнёсся он к естественнику), говорите что-нибудь о древесине… вообще о лесе…

– Это, конечно, можно, – произнёс мученик, слегка улыбнувшись.

– Вы, например, как математик, можете что-нибудь об окружности…

– Мы проходим стереометрию… Могу рассказать о цилиндрических телах…

– Ну вот великолепно… Степан Александрович расскажет в связи с пилкою дров… например, об аутодафе или Иоганне Гусе… Я могу что-нибудь про Некрасова… у него постоянно мужички за дровами ездят…

– А ведь это в самом деле! – сказал математик.

Все переглянулись и усмехнулись.

Марья Петровна протянула Пантюше руку.

– Золотая голова, – сказала она.

– Ну что вы! – ответствовал тот, целуя протянутую руку. – Просто я болею душою за школу и за родное просвещение.

Степан Александрович, поддавшись на миг общему настроению, чуть-чуть было не спросил: «А как ты думаешь, нас за сегодняшние уроки не посадят?» – но удержался, вспомнив, кто перед ним. И, однако, он это ясно чувствовал, на Пантюшу была теперь вся надежда.

Но судьба готовила в этот страшный день педагогам новое испытание.