Я массирую грудь рукой, нажимая так сильно, что ощущаю боль. Я хочу разорвать ее и вырвать сердце, чтобы остановить мучительную боль. Я падаю в то место, откуда мне нужно сбежать, мне нужно сделать что-то другое, кроме как продолжать помнить то, чего у меня больше нет, чувствовать, что они ушли, чувствовать боль всех, кто никогда не хотел меня, душевную боль, одиночество, ненависть к людям, которые это сделали, иглы, бритвы, разрывы внутри моей кожи. Боже, мне нужно вытащить это.
— Мне нужно… — Я царапаю свою кожу, пока кровавые дорожки не тянуться вниз по моим рукам. — Дерьмо. — Я пытаюсь вытереть кровь, не желая, чтобы кто-то видел, и спешу вниз по лестнице на тротуар рядом с улицей.
Я поворачиваю налево и быстро иду мимо магазинов к жилому комплексу на Элм. Эта дурацкая песня постоянно крутится в моей голове, пока я снова и снова представляю себе детали дела моих родителей по телевизору. Это становится моей личной пыткой, и я не могу отключить ее, о чем бы ни пыталась думать. И мне требуется час, чтобы дойти до квартиры в эту жару, и я хочу пить, я голодна, ментально и физически истощена к тому времени, когда я вхожу в подъезд жилого комплекса. Но несмотря на жару, пересохшее как пустыня горло и урчащий живот, я все еще чувствую царапающие ощущения под кожей и ноющую потребность вытолкнуть ее из тела единственным известным мне способом.
Я взбегаю по лестнице на третий этаж, где находится дверь в мою квартиру. Это странно, зная, что я собираюсь жить здесь летом с тремя парнями, один из которых меня не любит, один, кажется, боится меня, а третий, кажется, находится в противоречии с тем, хочет ли он трахнуть меня или нет. Если бы он появился прямо сейчас, я бы, наверное, позволила ему, поскольку его нуждающееся, горячее прикосновение, кажется, способно задушить мои эмоции почти так же хорошо, как стояние, когда я нахожусь на крыше дома. Но его здесь нет, и сейчас мне придется довольствоваться балконом.
Я открываю дверь, готовая броситься через гостиную к раздвижной стеклянной двери, но резко останавливаюсь, когда замечаю Грейсона на кухне с набором ингредиентов для выпечки на столешнице и красной миской для смешивания. Он готовится испечь печенье или что-то в этом роде, а с iPod играет «Демоны» группы «Imagine Dragons». Он довольно высокий, со светлыми волосами и светло-голубыми глазами. На нем серая приталенная рубашка, поверх которой черная рубашка с расстегнутыми пуговицами.
Его голова наклонена вниз, когда он изучает открытую книгу рецептов, но он улыбается мне, когда я закрываю входную дверь.
— Привет.
Мы с ним пересекались только в университете и несколько раз в моей комнате в общежитии. Мы никогда не разговаривали, и он всегда казался довольным этим.
Я выдавливаю натянутую улыбку, пробираюсь мимо журнального столика и коробок посреди пола и направляюсь в свою комнату, придумывая альтернативный способ восстановить контроль над своими мыслями и сердцем. Когда я прохожу мимо кухонного островка, его взгляд останавливается на моих руках, на царапинах, которые опухли и воспалились.
— Иисус. — Он обходит стойку и подходит ко мне. — Что случилось с твоими руками?
— На меня напала кошка, — говорю я, продолжая двигаться в свою спальню, нуждаясь в том, чтобы побыть одной и сбежать единственным известным мне способом.
Он слегка хватает меня за руку, заставляя меня остановиться прямо перед тем, как я достигну коридора со спальней и ванной справа и еще одной спальней слева, моей спальней, в которой мне нужно быть прямо сейчас.
— Должно быть, это был чертовски большой кот, — констатирует он, рассматривая царапины, проводя пальцами вверх и вниз по моей руке. — Ты должна нанести на них немного перекиси, или ты заработаешь инфекцию.
— Обязательно, — отвечаю я, осторожно высвобождая руку из его хватки и прикрывая царапины ладонью. — Собственно, туда я и направлялась.
Он улыбается, но выглядит смущенным.
— Хорошо, дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. — Он поворачивается к кухне и возвращается к плите. — Не хочешь помочь мне приготовить пирожные?
Я делаю паузу.
— Серьезно?
Он берет пачку масла и начинает ее разворачивать.
— Это просто готовка, Вайолет. Не нужно напрягаться. — Уголки его губ приподнимаются, когда я подхожу к нему с любопытством.
— Да, но как насчет Сета? — спрашиваю я, упираясь локтями в стойку, когда он бросает кусок масла в миску.
— Что насчет Сета?
— Не кажется ли тебе, что он не в восторге от того, что ты тусуешься со мной, ведь я мегера и все такое.
— Ну, поскольку я не очень люблю мегер или женщин в целом, я почти уверен, что он не будет возражать. — Он улыбается, и это, наверное, самая счастливая улыбка, которую я когда-либо видела.
— Я не это имела в виду, — говорю я. — Я имела в виду то, что у него, кажется, проблемы со мной.
— Он просто любит драму, — объясняет он, открывая еще одну пачку масла. — Он справится с этим, как только поймет, что ты не собираешься украсть его славу.
— Украсть его славу?