— На первой странице, — произнес я скрипучим голосом. Шут слепо посмотрел на меня, слезы все так же текли по его щекам. Я снова откашлялся. — На первой странице есть рисунок пчелы. Он отображает реальный размер и цвет пчелы. Над ним дугой написано: «Это дневник моих видений, моих важных снов».
У Шута перехватило дыхание. Он сидел очень тихо. Я встал. Меньше трех шагов понадобилось, чтобы пересечь эту маленькую комнату. Что-то, не гордость, не эгоизм, что-то, для чего у меня нет названия, сделало эти три шага самым крутым подъемом в моей жизни. Я сел рядом с ним и открыл книгу на коленях. Он не дышал. Я потянулся и взял его руку за шерстяной рукав. Я поднес его руку к странице и провел опущенными пальцами по дуге:
— Это слова, — я поднял его руку снова и провел указательным пальцем по пчеле. — А это пчела, которую она нарисовала.
Он улыбался. Он поднял запястье, чтобы вытереть слезы с лица.
— Я чувствую чернила, которые она нанесла на страницу.
Мы вместе читали дневник нашей дочери. Мне была противна сама мысль о том, чтобы называть ее так, но я сделал над собой усилие. Мы читали не быстро. Это было по его воле, не по моей. Меня удивляло, что он не просил зачитывать ее дневник. Он хотел услышать лишь ее сновидения. Я зачитывал ему их, как сказку ребенку перед сном. Несколько снов из ее книги, прочитанные вслух. Мы касались не более трех-четырех видений каждый вечер. Часто я повторял каждую запись по нескольку раз. Я наблюдал, как Шут молча шевелил губами, когда старался запомнить их. Он улыбался, когда я прочитал любимый сон, о бегущих волках. Видение о свечах заставило его резко сесть прямо и надолго впасть в размышления. Сон о том, что она стала орехом, озадачил его также сильно, как и меня. Он плакал, когда я прочитал видение о человеке-бабочке.
— О, Фитц. Она получила его. Она получила подарок, но они уничтожили его.
— Так же, как мы уничтожим их, — пообещал я.
— Фитц, — его голос застал меня у двери. — Мы уверены, что она погибла? Ты задержался, когда путешествовал через Скилл-колонну с Аслевджала, но в итоге ты оказался в Баккипе.
— Откажись от этой мысли. Я тренированный маг Скилла. Я нашел выход. Пчелка не практиковалась, у нее не было опытного проводника, она находилась в цепочке неподготовленных людей. Это известно со слов Шун. Группа Неттл не обнаружила следов, когда последовала за ней. Никаких следов не было, когда мы последовали за ней по тому же маршруту месяц спустя. Ее больше нет, Шут. Она канула в пустоту, — я хотел бы, чтобы он не заставлял меня произносить эти слова вслух. — Все, что мы можем сделать - отомстить.
Мне плохо спалось на Смоляном. В некотором роде это было, как спать на спине огромного животного, которого все время ощущаешь Уитом. Раньше я часто спал, прижавшись к волчьей спине. Ночной Волк приносил мне покой, потому что его звериное чутье дополняло мои притупленные человеческие ощущения. Я всегда спал лучше, когда он был рядом со мной. Но не на Смоляном. Корабль был отдельным от меня созданием. Как будто кто-то непрерывно следит за мной, пока я сплю. Я не чувствовал злых намерений, но постоянное ощущение чьего-то присутствия щекотало мне нервы.
Так что иногда я просыпался измотанным посреди ночи или ранним утром. Рассвет был непривычным на реке Дождевых Чащоб. Днем мы путешествовали в полосе дневного света, но стены деревьев на берегах реки прятали от нас восход и закат. Но я чувствовал, когда наступал рассвет, и часто, просыпаясь с восходом солнца, выходил на тихую влажную палубу, вслушиваясь в звуки медленно пробуждающегося леса. Я обретал покой в те часы, когда мог уединиться, насколько это возможно на судне. Во время стоянок на якоре всегда была смена, но в основном вахтенные не вмешивались в мое безмолвие.
Одним таким ранним утром я стоял у левого борта, оглядываясь на путь, который мы прошли. Двумя руками я держал чашку чая, наслаждаясь исходившим от нее теплом. Я слегка дул на нее и наблюдал за струящимися линиями пара. Я поднес чашку ко рту, чтобы сделать глоток, но меня отвлекли легкие шаги на палубе позади.
— Доброе утро, — сказал я Спарк тихо, когда она подошла ко мне. Я не поворачивался к ней, но если она и удивилась, что я узнал ее по шагам, то виду не показала. Она встала рядом со мной, опершись на поручни.
— Не буду говорить, что мне жаль, — сказала она. — Не хочу врать.
Я сделал глоток.
— Спасибо, что не стала меня обманывать, — сказал я прямо. Чейд всегда утверждал, что умение лгать - ключевой навык любого шпиона, и требовал, чтобы я практиковался в блефе. Может, она мне соврала, а на самом деле раскаивалась? Я отбросил эту мысль.
— Вы на меня сердитесь? — спросила она.
— Вовсе нет, — солгал я. — Я понимаю, что ты верна своей госпоже. Я не смог бы доверять тебе, будь иначе.
— Вам не кажется, что я должна быть предана вам больше, чем леди Янтарь? Я знаю вас дольше. Чейд был моим учителем. И велел слушать вас.