Я глубоко, медленно вздохнула и представила, как повернулась на тонком соломенном матрасе в моей камере. Я позволила своим мыслям переполниться сонливостью, позволяя ему ощутить свое сознание.
Теперь он был не в камере, а в удобной комнате. Комната Феллоуди. Он попробовал прекрасный бренди, но ему не понравилось. Его раны были вылечены и перевязаны. Его язык все еще ощущал сладость и богатство пищи. Его живот был плотно набит. Но впереди было что-то еще. Он нервничал, предвкушая.
Страх заполнил мой живот, как холодная вода. Я знала это чувство. Я знала, чего он ждет. Но я поверила, что все прошло.
Я была невнимательна.
Он практически выкрикнул это, не заботясь, разбудит ли это меня. Я резко подняла свои стены, и его хвастовство и угрозы стали биться о них. О, как он меня ненавидел! Как он ненавидел всех! Все ранили его, все предали его, но скоро свершится его месть. Скоро!
Я стояла, не двигаясь. Я выставила стены и сделала их сильнее и толще. Если Винделиар выпил зелье, смогу ли я противостоять ему? Этого я не знала.
Мое время стремительно ускользало. Мне нужно было сделать еще так много.
Я стремительно добежала по коридору к следующей двери, за которой, как я знала, была библиотека со свитками. Я вошла в комнату так же осторожно, как и в первую, но она тоже была пустынна и темна. Я снова прошла вдоль полок и устелила свой путь манускриптами. В этот раз я была умнее и не стала мучиться, сбрасывая тяжелые книги с их мест. Они сгорят, когда пламя доберется до них. Я накидала целую кучу свитков и бумаг под тяжелый деревянный стол, который стоял на толстом ковре. Я снова подвинула стул, чтобы добраться до мерцающей лампы. Я позволила аромату масла заполнить мой разум, пока, оставляя тонкий след, бродила вокруг каждой горы свитков. Комната была большой. Надо было сначала прийти сюда. Вторая лампа оказалась тяжелее. Я поливала маслом столы и стулья, стараясь не попасть на свою одежду. Но чаша была тяжелой, и совсем избежать этого мне не удалось.
Винделиар теперь был предупрежден. Я подумала о своем тонком маленьком матрасе в камере. Я подумала о соломе, которая его наполняла, и как она хрустела подо мной. Я заполнила свой разум запахом соломы и пыли. Сломанная соломинка ткнула меня через грубую ткань. Я позволила этим ощущениям достигнуть его. Они пришлись ему по душе, и я дала ему почувствовать их в полной мере. Я услышала, как где-то вдалеке Коултри требует, чтобы больше стражей отправилось искать меня в камерах на крыше. Я ускользнула из его мыслей.
С третьей лампой было тяжело справиться. Я пошатнулась, снимая ее, и она опрокинулась на мои руки. Масло пропитало мою одежду и сделало руки скользкими. Было сложно ухватить ее покрепче и еще труднее – думать о жимолости и сосновых ветках в костре, пока я тащила эту лампу через всю комнату. Как и прежде, я пошла по своим следам, разливая горючее по свиткам, и книгам, и бумагам с полок. Они стремительно его впитывали. Я видела, как чернила темнели и совсем исчезали, растворяясь.