Судьба Убийцы

– Все это было нужно, чтобы мы серьезно были настроены идти по дороге наиболее вероятного развития событий? – она покачала головой и улыбнулась мне – ну вылитая любящая дочка. – Не знаю, я только строю предположения на основе того, что она нам рассказывала о Служителях и своих снах.

– Если ты права, – я снова двинулся вперед. – Значит, они будут высматривать нас. Может, наша задача – просто отвлечь их.

Схватят ли нас? Упекут за решетку, возможно, станут пытать? Неужели Шут отправил бы нас прямиком в их лапы? Не может быть.

Или может.

Сколько раз уже он посылал меня в смертельно опасные ситуации, чтобы только изменить ход судьбы? Он может проделать это снова. Со мной. Но только не со Спарк, Лантом и Пером.

– Вам надо вернуться на корабль, – объявил я.

– Это навряд ли, – тихо отозвался Лант.

– Навряд ли! – поддакнула Мотли.

– Мы не можем, – медленно проговорил Пер. – Мы должны попробовать сделать эту самую штуку, которая вероятнее всего. И отвлечь их внимание.

Мы прошли по изогнутому полумесяцем берегу, и вот дорога превратилась в вымощенную площадь, окруженную торговыми прилавками и магазинами. Прилавки спереди были украшены яркими драпировками, и, похоже, здесь обычно протекала оживленная торговля. Но многие лавки сегодня оказались закрыты, что порядком озадачило и разозлило местных жителей. Кое-кто из покупателей терпеливо ждал перед закрытыми ставнями. Но прочие беспокойной толпой заполонили рынок, спрашивая друг друга, в чем дело. Мы протискивались сквозь людской водоворот. Те магазинчики, что были открыты, предлагали еду, питье и безделушки, широкополые шляпы, духи, а так же фигурки Белых. Я приметил двух менял, которым можно было продать наш огненный кирпич. У какой-то женщины была тележка, а на ней шкафчик с бесчисленными ящичками, из которых она доставала миниатюрные свитки с предсказаниями. Некоторые продавцы были бледнокожими и светловолосыми, но нигде я не заметил ни одного настоящего Белого.

– Кассу просто закрыли. Пришла стража и приказала остановить продажу пропусков.

– Меня должны пропустить сегодня! Я не могу здесь задерживаться больше, чем на день!

– Я заплатил круглую сумму за проход!

На другом конце рыночной площади, перед внушительными воротами, предваряющими ведущий к замку перешеек, стояли два привратника с каменными лицами. Отлив достиг своего предела. На послеполуденном солнце полные ожиданий люди выстроились в тесную очередь. Они гудели и шевелились, напоминая мне скот, согнанный на убой. Я сочувствовал привратникам, томящихся в кожаных доспехах и шлемах с плюмажем – оба мускулистые и молодые, о боевом опыте женщины свидетельствовал кривой шрам на щеке. На невозмутимых лицах блестели капельки пота. Они никак не реагировали на вопросы, которыми забрасывала их толпа.

Гул облегчения раздался, когда костлявая старуха распахнула ставни кассы. Очередь, было, двинулась на приступ, но она, воздев руки, закричала, стараясь перекрыть шум толпы:

– Я не знаю ничего, сверх того, что уже сказала! – голос у нее был скрипучим, в нем мешалась злость наполовину с испугом. – Мне послали сообщение птицей. Велели прекратить продажу пропусков. Сегодня внутрь больше не пускают. Может, завтра пустят, но точно не знаю! А теперь вам известно столько же, сколько и мне, и я здесь ни при чем!

Она начала закрывать ставни, но какой-то человек ухватился за край и стал орать, что его обязаны пропустить. Другие устремились вперед, кое-кто потрясал перед ней деревянными дощечками пропусков. Мотли расправила крылья, предостерегающе каркнув. Я опасался бунта, но тут услышал ритмичную поступь многочисленных ног – это рысцой приближались солдаты.

– Отходим все назад, – скомандовал я своим.

Лант пробивал нам путь, мы протискивались за ним, пока не вышли из скученной толпы. Там мы устроились в небольшом алькове между лавочками, в одной из которых продавались фрукты и пиво, а в другой – мясо на шпажках.

– Не меньше трех дюжин, – оценил Лант прибывшую стражу. Солдаты были вооружены короткими дубинками и двигались со сноровкой людей, обученных не церемониться. Двойной цепью они отделили толпу от привратников, а закончив построение, подняли свои дубинки и принялись оттеснять людей от ворот. Люди расступались, кто неохотно, а кто – с поспешностью, отчаянно пытаясь не сталкиваться с солдатами нос к носу. Жалобы и мольбы сливались в гомон, напомнивший мне потревоженный пчелиный улей.

Вдруг кто-то выкрикнул:

–Ворота! Ворота открываются!

На дальней стороне перешейка огромные белые ворота замка медленно распахнулись. Еще до того, как створы остановились, изнутри хлынула целая толпа и, заполнив перешеек, устремилась в нашу сторону. Она походила на торопливое стадо, некоторые бежали по обочине, стараясь обогнать остальных. Как только процессия дотянулась до конца перешейка, стража открыла ворота с нашей стороны. Солдаты отпихивали тех, кто в этот момент хотел проскочить внутрь, кричали, что надо освободить место для тех, кто покинул замок. Две толпы столкнулись, словно две волны, с обеих сторон раздавались гневные вопли.