Судьба Шута

Я решил, что уговоры бесполезны, пусть делает что хочет. Однако вскоре терпение начало изменять мне — так медленно Олух продвигался вперед. Мне стало скучно, и я принялся размышлять о положении, в котором мы оказались. Мне не нравилось то, как развивались события, но я не мог сказать, что именно вызывает у меня тревогу. Возможно, точнее всего подошли бы слова Олуха: это плохое место, здесь случаются плохие вещи. А сейчас меня стало одолевать предчувствие, что ждать неприятностей осталось недолго.

Ветер не стихал, но небо оставалось чистым и голубым. Изредка нам попадались шесты, на некоторых виднелись куски яркой ткани. Наверное, вехи, которым следовал Пиоттр. Он часто останавливался, чтобы поправить шест или привязать к нему новый кусочек ткани. Однако мы с Олухом отставали все больше. Расстояние между нами и остальными постоянно увеличивалось, и вскоре весь отряд превратился в маленьких марионеток, исполняющих диковинный танец на гладком льду. Наши тени становились все длиннее, бледно-голубые полосы на кристаллах льда и снега. Поверхность, по которой мы шагали, не была похожа на снег или лед в моем понимании. Сверху лежал тонкий слой настоящего снега, но из-под него торчали иголочки льда, которые крошились под нашими ногами.

В какой-то момент я принял решение вечером поговорить с Шутом. И плевать на то, что подумают о наших отношениях другие. Едва я об этом подумал, как ощутил завиток Скилла, протянувшийся ко мне от Чейда. Старый убийца тихо спросил:

Ты все еще со мной?

Он должен был гордиться ответом, который я ему дал. Уверен, что он и сам не смог бы придумать ничего лучше.

Не меньше, чем когда-либо, — ответил я.

Я уловил его невеселый смех.

Неплохо. Ты не стал мне лгать. Что он тебе сказал?

Шут?

А кто же еще?

Мы говорили только о причинах, по которым я пытался его оставить в Баккипе. Я хотел сохранить ему жизнь. Но кажется, мои доводы не показались ему убедительными.

Наверное, он думает, что за этим стою я. И что я не хочу, чтобы он помешал нам найти и обезглавить дракона. — Он немного помолчал. — Нарческа идет и плачет. Она не оглядывается, чтобы скрыть от нас слезы, но я слышу, как она дышит. Она дважды вытирала лицо рукавицей и громко говорила, что лед слишком ярко блестит на солнце и у нее слезятся глаза. Давай попробуем осмыслить вместе, что это значит, Фитц. Почему она плачет.

Я не знаю. Путь предстоит нелегкий, но она не похожа на женщину, которая станет плакать из-за тяжелой работы. Быть может, она боится неодобрения Черного Человека или плачет из-за бесчестья, которое навлекла на семью отца…

Чепуха! — неожиданно вмешался раздраженный Олух. — Ей грустно, вот она и плачет. А теперь кончайте шуметь и слушайте! Слушайте и не мешайте музыке!

Мы с Чейдом тут же приглушили наши мысли. Мы оба считали, что наш разговор больше никто не слышит. Теперь же Чейд наверняка задумался о том, стал ли принц свидетелем нашей беседы. А я принялся размышлять, почему Чейд не хочет, чтобы нас слышал Дьютифул. Я шагал все дальше, наблюдая, как уменьшаются фигурки отряда, который ведет Пиоттр. Они поднимались вверх вдоль края ледника, и я понимал, что вскоре они скроются из виду.

Пиоттр не ошибся, когда говорил о беспокойном характере ледника. Некоторые участки оказались гладкими, точно глазурь на пироге; другие больше походили на тот же пирог, упавший на землю. Сейчас след был хорошо виден на снегу, но я знал, что после захода солнца неровные тени начнут играть с нами злые шутки и идти станет еще труднее. Я обернулся и недовольно посмотрел на Олуха. Он шагал все медленнее.