Елена Андреевна проводила нас к машине. Тут я расхрабрился и вытащил многострадальную баночку.
— Вам — из России, — промямлил я.
Елена Андреевна двумя руками прижала сувенир к груди и не сразу вымолвила:
— Как это приятно!.. Дай Бог вам счастья!..
Уже в машине Дюжев, любитель побалагурить, сказал:
— Нет, тебя, Матвеев, в приличный дом нельзя пускать.
— Что такое? — насторожился я.
— Довел, понимаешь, своей икрой хорошую женщину до слез! — И захохотал, довольный собой.
— Это вам показалось, — ответил я, а сам подумал: «А может, и нет…»
Про Америку и ее контрасты написано и рассказано столько, что об этом и упоминать бы не стоило, но… Куда деться, если это действительность?
Принимавшие нас гостеприимные президенты фирмы «Интернациональный фильм» Джерри Рапопорт и Джон Капстайн все делали для приятного и полезного нашего пребывания в США: дорогие отели, комфортабельные автомобили, престижные кинотеатры, где шли наши фильмы, обеды и ужины в знаменитых ресторанах, посещения театров, музеев, интервью крупным газетам…
Но ветры «холодной войны» пронизывали иногда до дрожи. В Нью-Йорке на фронтоне одного из кинотеатров красовалась в обрамлении разноцветных лампочек афиша моего фильма «Бешеные деньги». У входа нас ожидала группа молодых людей, желающих получить автографы. Мы немало удивились — кто нас знает в Америке, закрытой для нашего кино? В стране, где киноиндустрия тратит бешеные деньги (извините за каламбур) на популяризацию своих звезд? Оказалось — знают. Эти молодые люди искренне сокрушались, что не могут попасть в зал: кто не успел купить билет, кто потому, что дорого…
Не осталось нами незамеченным и другое — чуть в отдалении стояли двое парней с развернутыми перед собой плакатами. На одном, где было написано по-русски, я прочел: «Коммунистическую пропаганду — вон!» Интересно, кого же так напугал А.Н.Островский своими купцами, свахами и князьками?
— Кто эти юноши? — поинтересовался я.
— Не наши, — ответили несколько голосов, и было заметно, что окружившие нас молодые американцы немало огорчены.
Хозяева кинотеатра приняли нас с необыкновенным радушием. Вале Теличкиной и нашей переводчице Луизе Анишенковой преподнесли потрясающей красоты букеты, угощали разнообразными прохладительными напитками и кондитерскими изделиями… Но все же что-то меня настораживало: хозяева были заметно напряжены, перешептывались между собой, выходили из комнаты, снова входили… Взглянув на часы (на циферблате было 19.10), я удивился: американцы — деловые люди, умеющие дорожить каждой минутой, и вдруг уже десять минут не начинают сеанс.
Дюжев и Александров делали вид, что ничего не замечают и ничему не придают значения — попивали себе из крошечных чашечек ароматный кофе.
— Что происходит? — стараясь не привлекать к себе внимания, спросил я.
— Не здесь, — хохотнул Дюжев, сделав вид, будто рассказал мне анекдот.
Спустя еще двадцать минут нас пригласили на сцену, предупредив о краткости выступлений. Мы с Теличкиной молчали, а Александров сказал:
— Леди и джентльмены! Фильм, который сейчас будет на экране, мы видели, а Нью-Йорк — нет. Пожалуйста, вам — фильм, а нам — город!..
Американцы дружными аплодисментами отблагодарили нас за ненавязчивость.
— Так что же произошло?!. — допытывался я уже на улице.
Александров многозначительно оглянулся по сторонам, но ничего не изрек, а Дюжев, хотя и с нервным смешком, все же ответил:
— Бомбочку извлекли… Потому и в зал не пущали!..
Вот так все простенько.
Чего только не вытворяли наши «доброжелатели» в те «холодные времена»: бывало, засыпали сцену битым стеклом, протестуя против выступления наших танцевальных коллективов, крыс запускали в зрительный зал… Дело дошло до того, что Советское правительство заявило протест американским властям, требуя немедленного прекращения враждебных акций, — в противном случае культурные связи между нашими государствами будут прерваны.
Каким отвратительным было то время: недоверие, подозрительность, а порой и откровенная враждебность. Мне, естественно, бросилось в глаза в Нью-Йорке, как крутящаяся, мигающая реклама зазывала на антисоветские фильмы. На кинощитах часто изображали нашего солдата или офицера с нарочито зверским лицом…
Больно и обидно было видеть это. Хотя мы понимали — противостоят два мира… Надолго ли все? И к чему может привести такое нагнетание вражды? Кто повинен в противоестественности бытия? А может, американцы не без основания боятся нас? Ведь нет-нет да и бросят нам: «Кто вас просил входить в Венгрию, в Чехословакию, в Афганистан?» Очевидно, из того и родилось угрожающее: «Русские идут!»
Конечно, мы горячились, убеждая их (да и себя), что нет ничего выше интернационального долга… Но разве долги отдают жизнью, кровью? Этот вопрос уже стучал в висках, но пока робко и тихо…
В то время я готовился к съемкам фильма «Победа» (по роману А.Б.Чаковского), и все, что я видел в США, было крайне интересным и важным. Американские впечатления подводили меня к выводу об актуальности, необходимости такой постановки.