Судьба по-русски

Кстати, оскорбленным чувствовал себя и я: этих мужиков я нес на экран. Мне хотелось, чтобы их больше ходило по земле — честных, совестливых, бескорыстных, живущих для людей. К слову — кто из моих героев строил на наворованное, отнятое у доверчивого народа с помощью различных махинаций себе виллы? Кто плескался в личных бассейнах или в морях там, за «бугром», как они говорят? Не напрягайтесь — не вспомните! Таких я не играл! Я не мог их играть — они мне органически противны… Ненавижу я их и сейчас, как бы они ни пытались себя приукрасить, создавая этот самый «имидж»…

Для меня ценность человечья — в другом! Если народ тебе доверяет — оправдай это всей своей жизнью! И оставайся таким до конца. Ведь есть же эти люди на Руси! Есть! И какое же это счастье — если тебе верят!

Вот с таким персонажем — честным бессребреником — я хотел бы выйти на экран. Но кто напишет теперь о таком? Кто решится пойти против того бурного потока грязи, который забрызгивает белое полотно экрана?

Кто?

Я тогда не подозревал, что на эту же тему думает еще один человек. Он и оказался этим «Кто-то»… Тем, кто подтолкнул меня к новому фильму…

Невеселые мысли, о которых я рассказывал выше, стали еще более грустными во время очередной моей поездки в США. Я был тогда в составе большой группы деятелей культуры, науки, искусства — членов Комитета защиты мира. Это была миссия «народной дипломатии». Из актеров в группу входили Элина Быстрицкая, Василий Лановой, Сергей Бондарчук и я. Руководил большой делегацией — нас было около восьмидесяти человек — прекрасный публицист и драматург Генрих Боровик, который оказался и замечательным дипломатом.

На обратном пути из Америки самолет сделал промежуточную посадку в аэропорту Шеннон в Ирландии. Убранство, дизайн зала, удобства, предлагаемые услуги, невероятное количество самых разнообразных и прекрасных товаров не могли не поразить нас, живших тогда совсем в другом мире. Такого концентрированного изобилия я не видел даже в Америке. Естественно, все кинулись рассматривать, «лизать» витрины — только смотреть, так как денег не было ни у прославленных космонавтов, ни у известных писателей, ни у народных артистов… Разве что какая-нибудь мелочь — так, на мелкие сувенирчики…

Я не пошел смотреть — у меня не было сил видеть этот рай и сравнивать с тем, что ожидало нас через несколько часов дома. Весь во власти грустных мыслей, подавленный, я присел покурить у пепельницы, в которую даже неловко было сбрасывать пепел — так она была хороша.

Ко мне подсел Валентин Черных. Он уже давно и неспроста наблюдал за мной, я это и сам чувствовал, когда видел, что он все чаще посматривает в мою сторону. Как потом выяснилось, он не без причины думал обо мне…

Посидели некоторое время молча — Черных понимал мое состояние. Потом он заговорил:

— Ты что? О чем думы тяжкие?

— Смотрю на этот хрустальный мир и думаю: «Приедем домой и с кем навоз из России выгребать будем?»

Валентин провел ладонью по коротко остриженным волосам и без столь свойственной ему иронии сказал:

— Есть одна идея…

Я понял, что он имел в виду…

Честно говоря, я и не удивился — в такой огромной башке, как у Валентина, всегда крутилось, словно в цементовозе, множество круто замешенных сюжетов, тем, идей. Вот одну из них он, очевидно, и собирался мне предложить. Правда, пока только намеком. Но и это было уже нечто…

Работая с Валентином Черных над экранизацией проскуринской «Судьбы», где он был автором сценария первого фильма «Любовь земная», я искренне доверял его чутью, его способности потянуть именно за ту главную ниточку, на которой держится все произведение.

Да и Черных знал меня не хуже: нам не раз приходилось спорить. Правда, мы давно уже не общались с ним — полагаю, из-за их ссоры с П.Л.Проскуриным. И вот теперь здесь, в аэропорту, этот разговор… К чему это вдруг он, такой авторитет в кинодраматургии, заговорил со мной об идее? Идее фильма… И о какой идее — среди окружавшего нас хаоса, распада привычной нам жизни? Почему он выбрал именно меня? И если это то, о чем, к примеру, говорил Сергей Бондарчук, так это не моя тема…

Дело в том, что во время нашего пребывания в Америке у нас было немало диспутов. Встречались, спорили и русские, и американские режиссеры. И кто-то коснулся идеи поставить фильм о Рерихе. Тогда-то Сергей Бондарчук и признался: «Я об этом давно думал, думаю сейчас и буду думать. Я очень хочу это сделать, но боюсь, что разорю и Индию, и Россию, и Соединенные Штаты». Действительно, столь масштабный исторический фильм о великом человеке требовал больших затрат. Я слушал своих коллег и думал — нет, это не то, что меня волнует в данный момент. Как, например, меня не взволновало бы, предложи мне кто-нибудь поставить фильм об Иване Сусанине или об Илье Муромце… Нет, не наша история, пусть и великая, а современность — современная жизнь России, жизнь моих современников — занимала все мои мысли, терзала мое сердце…

Вот почему, словно боясь обжечься, — а вдруг Черных предложит мне совсем не то, что волнует меня, — я осторожно спросил:

— Идея про что?