Судьба по-русски

— Приготовились к съемке. Играем вариант с жопкой. Мотор!

Вскоре на заседании парткома «Мосфильма» состоялось обсуждение натурального материала будущего фильма. Что тут началось! И «искажение советской действительности», и «умышленное принижение партийных, советских руководителей», и «вульгарщина в диалогах»…

Даже глубоко уважаемый мною генеральный директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов сказал:

— Ну вы-то, Евгений Семенович, член парткома… Как вы могли допустить такие выражения?

Не знаю, в результате ли этого собрания или были еще какие-то мотивы, но закончить фильм предложили мне.

— Нет! — сказал я. — Эту картину может поставить только Салтыков!..

Вот что вспоминалось мне в день смерти этого неуемного человека, невероятно талантливого режиссера, давшего мне столько и радости, и огорчений…

Поздним вечером раздался звонок. Звонили коллеги, кто именно, сейчас уж и не помню:

— Помогите похоронить Алешу на Ваганьковском!

— Как вы это себе представляете? — недоумевал я.

— Позвоните мэру Лужкову…

— Суббота… Ночь уже…

— Он к вам хорошо относится, мы это знаем…

— Да Бог с вами! Я-то этого не знаю… Никогда с ним не общался…

Долго ли, коротко ли длилась пауза, но передумалось многое: откажись я хоть что-то сделать в подобных обстоятельствах — потом всю жизнь буду казнить себя; но в то же время, как я могу себе позволить бесцеремонное вторжение в жизнь столь высокого начальника? Ведь ночь, предстоит беспокоить мэра не на службе, а дома… Как переступить этический порог?..

— Телефоны есть?

— Есть! — Продиктовали — и служебный, и домашний, и дачный.

Взглянул на часы — четверть двенадцатого ночи. Призвав всех богов на помощь — рискнул. Решил звонить на дачу…

Подумал: может, у мэра есть там дежурный секретарь?..

Телефон отозвался приятным женским голосом:

— Вас слушают.

Я представился, долго извинялся за бестактность, за причиняемое беспокойство. Рассказал о нашем горе… О желании достойно похоронить коллегу… Что все нужные бумаги уже в канцелярии мэрии…

Женский голос ответил с участием:

— Пожалуйста, не волнуйтесь… Поберегите себя… Я обязательно утром все передам Юрию Михайловичу, а сейчас, извините, он уже спит…

— С кем я говорил?

— Я его жена.

Вот так по-человечески просто.

Алексея Александровича похоронили действительно достойно. Спасибо всем…

«А что тут удивительного?» — могут спросить у меня.

А вот что. В 1956 году знаменитой Александре Александровне Яблочкиной исполнилось 90 (!) лет! Целая эпоха в русской театральной культуре! Кроме ее артистических заслуг нельзя было не отметить и то, что она более пятидесяти лет бессменно руководила Всероссийским театральным обществом! Эта выдающаяся женщина не знала личной жизни. Ее жизнью был театр. И только он.

И вот общественность Малого театра осмелилась просить «верха» присвоить А.А.Яблочкиной звание Героя Социалистического Труда. Правда, в те времена такого почета никто из деятелей культуры еще не был удостоен. Все больше прославлялись свекловоды, доярки, токари, свинари…

С ходатайством в ЦК пошли звезды театра: Елена Николаевна Гоголева, Михаил Иванович Жаров, Игорь Владимирович Ильинский и, кажется, Борис Андреевич Бабочкин. Одним словом, корифеи. Как было их не принять?

Принял артистов ответственный работник отдела культуры. И что же они услышали?

— А ее (то есть Яблочкину) на носилках не принесли? — с плохо скрываемым раздражением поинтересовался цековский чиновник.

Наши мэтры с недоумением переглянулись между собой — может, начальник шутит так? И принялись объяснять цель своего визита. Ответственный работник выслушал их, не перебивая, но и не глядя в глаза собеседникам… Потом равнодушным голосом спросил:

— Вы что же, уважаемые товарищи, считаете, что в Центральном Комитете не знают, когда, что и кому давать?!. — И только теперь пристально посмотрел на визитеров: на лице его едва читалась ироническая усмешка.

«Героя» Александре Александровне не дали…

Вот почему я удивился голосу с дачи Лужкова: «Не волнуйтесь… Поберегите себя…»

Может, и вправду перемены начались?..

Вареники

В пору, когда эфир, газеты, журналы дружно вещали о том, что «процесс пошел», что наступило время «нового мышления», что основополагающим в жизни нашего общества стал «человеческий фактор», именно это словосочетание вызывало во мне чувство раздражения, отторжения, неприятия. Очевидно, «изобретатель» этой формулы подразумевал судьбу человеческую. Но получилось нечто противоестественное, не относящееся к людям. «Фактор» — это из ряда таких слов, как «трактор», «генератор», «элеватор», что-то неживое, неодушевленное… При чем здесь слово «человеческий»?..

Вот в те времена была у меня творческая встреча со зрителями в одном областном центре в Сибири. После встречи зашел ко мне за кулисы секретарь обкома партии — мужчина средних лет, симпатичный, без признаков чванства. Он искренне поблагодарил меня за выступление и при этом нахваливал своих земляков — за их гостеприимство, за понимание искусства: дескать, мы хоть и провинция, но не лыком шиты. И потом вдруг с места в карьер: