Судьба открытия

Почти рядом взревели моторы — заглушили голос говорящего. Тяжелый пассажирский самолет, один из многих, бывших на аэродроме, грузно покатился по земле — все быстрее и быстрее, удаляясь, — незаметно отделился от нее, и вот он уже над крышами построек, мчится куда-то на фоне серых облаков. «Быть может, на Азорские острова, на Порто-Рико?» подумал Петр Протасович и перекинул взгляд на англичанина. Спросил отрывисто:

— По-русски научились где?

На лице англичанина, полукругами от носа к подбородку, врезались глубокие складки. Бесцветные глаза смотрели с затаенным любопытством, в упор.

— Я русский человек, — неожиданно буркнул он. — В России вырос. — И добавил уже охотнее, почти дружелюбно, скороговоркой: — Отец мой эмигрировал сюда в восемнадцатом году, мы приняли английское подданство. Господин… простите, фамилии не знаю… извините за назойливость, — продолжал переводчик негромким, монотонным голосом и почему-то торопясь; покосился в то же время в сторону полицейских чиновников — те стояли в полусотне шагов, — господин, мы земляки с вами… вот встретились… говорят, вы ученый… это верно?

— Имею отношение.

— Не согласитесь — между нами, лично для меня — на несколько вопросов дать ответ? Меня так интересует все происходящее в России!

— Смотря какие вопросы!

Складки на щеках переводчика зашевелились.

Петр Протасович вспомнил: на «Магдалине» когда-то был инженер Дубяго, был управляющий рудником Пжебышевский. Бежали за границу с семьями в восемнадцатом году. «Такой, как этот, может быть сыном, например, Дубяго или Пжебышевского».

«А ну его!» мысленно отмахнулся Шаповалов. И в душе снова «заскребло» от досады: отменили визу — надо же! — подумать только, безобразие…

Внимание Петра Протасовича привлек пожилой рабочий-дворник, судя по белому фартуку. С ведром в руке, он шел по соседней, параллельной аллее, останавливался у каждой урны, опрокидывал ее — пересыпал окурки в ведро, обметал урну щеточкой и шел дальше.

— Вот наука, — говорил между тем переводчик. — Верно ли, что всей наукой у вас управляет генеральный штаб? Цель одна — атомная бомба, завоевания и всякое такое?

— Нет, неправда, — сказал Шаповалов. — В Советском Союзе наука служит мирным целям. Мы не забываем, конечно, об угрозе нападения на нас, сумеем дать отпор, но в первую очередь…

— О, еще бы, ясно, ясно! Однако возьмем частный случай. Вы, скажем. — Переводчик уставился бесцветными глазами. Продолжал настороженно и вкрадчиво: — Не рассердитесь, господин… Ну, земляк с земляком встретились, тэт-а-тэт, как говорится… Вот вы, например, думаю, военным делом заняты?

— Я? — усмехнулся Шаповалов; даже чувство досады на миг у него притупилось: «Забавно! Смотри, что ищет!» — Хорошо, например, я. Я занимаюсь, — внушительно сказал он, — химическим получением пищевых продуктов. Чтобы хлеба у трудящегося человечества было, как песка морского… Чтобы дешевизна небывалая, изобилие…

— Да что вы говорите! Это может быть?

— В советском государстве может быть.

— А из какого сырья производство?

— Это вам знать ни к чему.

— Та-ак…

— Вот именно, так.

— Как песка морского, вы сказали?

— Сказал.

Петр Протасович всунул руки в карманы и, отвернувшись, принялся опять следить за дворником. Старик в фартуке шел, приближаясь по соседней аллее, опрокидывая над ведром урну за урной.

Переводчик приподнял шляпу:

— Разрешите откланяться пока!

Вскоре его голос донесся снова. Речь велась по-английски. Издалека были слышны лишь обрывки фраз.

«Тоже мне земляк…» неприязненно подумал Петр Протасович.

«Земляк» стоял среди англичан-полицейских. По-видимому, пересказывал содержание разговора или объяснял что-то в свое оправдание; быть может, ему не полагалось от своего имени беседовать с иностранцами — он нарушил правило и оправдывался теперь. Говорил — поглядывал в сторону Петра Протасовича.

Старый рабочий с ведром был уже в нескольких шагах от полицейских, между ними и Шаповаловым.

Рука, поднятая, чтобы быстрым круговым взмахом обмести урну, повисла в воздухе, сжимая щеточку. Старик прислушивался, вытянул шею. Казалось, хотел не проронить ни звука.

— Сколько на берегах океана есть песка, — сказал по-английски переводчик.

— О-о! — воскликнул один из чиновников.

Дворник повернул голову и встретился взглядом с иностранцем. Глаза у старого Джеймса были круглые, внимательные, глядели с почтительным удивлением. Он переложил щетку в другую руку, а правой сдернул кепи с головы. Переступив с ноги на ногу, стал лицом к приезжему. Не сводя с него взгляда, низко, почти в пояс, поклонился. Петр Протасович кивнул в ответ.

…Спустя две-три минуты старик Джеймс нес наполненное мусором ведро. Нес и вспомнил — вероятно, в сотый раз сегодня — о своей внучке, маленькой болезненной Кэт: худеет со дня на день, и разве у него есть деньги покупать для нее всегда сливки и масло?