- Ты ошибаешься, Женя. Николай - человек талантливый. Не в чем-то одном, а вообще - одаренная натура.
- Но ты - чуток и добр. У тебя была девушка? Тебя легко любить.
- Были девушки, которые нравились, но ни с кем я не дружил по-настоящему. Робел.
- Это ты - робел?
- Парень я стеснительный, хорошо себя чувствую только наедине с природой. После войны возвращусь к своей земле, к родным лесам и лугам. Мне привелось видеть ниву, охваченную пламенем. Я знаю, как трещит в огне колосок с зерном. Этого не передашь словами… Даже поэт не сможет. Это нужно увидеть самому, своими глазами.
- Не волнуйся, не вспоминай. Дай градусник… Ты молодец, Андрей! Почти нормальная температура. Есть хочешь?
Но в это время по колонне передали команду: привал.
И сразу послышался говор людей, началась беготня по лагерю, зазвенели котелки, потянуло дымком и жареной кукурузой. Из-за пригорка показалась кухня, и старшина Тимко, восседавший на ней рядом с поваром, распорядился в первую очередь обслужить пулеметчиков, поскольку они тяжело нагружены. Возле кухни сразу образовалась очередь, но старшина приказал всем разойтись, соблюдать маскировку и подходить отделениями, маскируясь в тени деревьев.
Оленич подозвал Еремеева и попросил помочь слезть с арбы.
- Товарищ лейтенант, полежали б, а? Как только вы сойдете, так арба укатит отсюда.
- Пускай катит… Поблагодари хозяина за экипаж и за тягловую силу.
Но, подумав, подозвал Алимхана и с ним подошел к хозяину арбы.
- Отец, я благодарю вас за помощь. Пусть война минует ваш очаг. Алимхан, переведи.
Горец кнутовищем приподнял длинную шерсть папахи: оказалось, что лицо у него было скуластое, строгое, но сверкающие глаза да скупая улыбка смягчали его черты. Он что-то пробормотал.
- Что он говорит? - спросил Оленич.
- Он сказал, что ты похож на балкарца. И если тебе еще нужны будут волы, позови.
Потом горец торопливо развернул быков, неистово стегая их кнутом, быстро покатил вниз по косогору и через минуту-другую скрылся за поворотом.
Еремеев постлал под березами на мягкой траве подонку, положил скатку и предложил лейтенанту прилечь. Но в этот момент раздалось тревожное:
- Воздух!
И послышался гул самолетов. По характерному звуку с присвистом Оленич узнал двухфюзеляжный разведчик - «раму», как называли солдаты самолет «фокке-вульф». И действительно, она выскользнула из-за горного хребта на большой высоте. Но небо было чистое, бледно-голубое, и самолет, освещенный солнцем, был хорошо виден. «Рама» сделала круг над косогором, на котором расположились подразделения батальона Истомина и пулеметчики Оленича, и ушла в направлении Баксана.
- Ну, теперь жди бомбардировщиков, - проговорил Еремеев.
Послышалась команда:
- Всем - в укрытие!
- Неужели на такую горсточку солдат пошлют бомбардировщики? - спросила Соколова.
- Обязательно, - подтвердил Оленич. - В сорок первом они кидались даже на отдельно идущего человека, обстреливали из пулеметов пастухов и детей… Внимание! - крикнул лейтенант. - Замаскироваться всему личному составу. Станковые пулеметы приготовить для стрельбы по воздушным целям.
Он знал, что для пулеметчиков самая трудная, самая неудобная позиция - стрельба по самолетам. «Максим» не приспособлен для такого ведения боя, но все равно всегда пулеметчики были готовы вести огонь по вражеской авиации. Ждать не пришлось: через несколько минут громыхнул гром в ясном небе - из-за горы вынырнуло три «юнкерса». Они молниеносно пронеслись над верхушками деревьев и сбросили несколько бомб. Самолеты уже скрылись, когда на косогоре начали рваться бомбы. Никто даже выстрелить не успел. Гул покатился по склонам гор, синий дым клочьями поднимался над кустарниками.
- Почему не стреляли пулеметы? - гневно спросил Оленич. - Райков, Гвозденко, Тур, Коляда! Ко мне! - Командиры пулеметных расчетов подбежали к нему, взволнованные и виноватые. - Почему молчали «максимы»? Да нас эти швабы колесами самолетов раздавят! Немедленно привести в полную боевую готовность!
- Есть!
Опять возник, угрожающе нарастая, зловещий рев, как грозовые раскаты. Самолеты летели и строчили из пулеметов. Но теперь дружно застрекотали и «максимы». Стервятники поспешно начали отворачивать. Оленич видел, как стреляли по ним и наши пэтээровцы.
- Вперед! Бегом, вперед! Всем подразделениям немедленно сменить позицию. Рассредоточиться! - командовал Истомин.
Старшина Костров удивительно быстро перевел пулеметные расчеты на более выгодные позиции - в безопасное место, удобное для ведения огня. Не минуло и нескольких минут, как на пустом косогоре лишь расползались синце дымки после взрывов да валялись обрубленные осколками ветки деревьев. Соколова и Еремеев подхватили Оленича под руки и повели в укрытие. Он сопротивлялся, говорил, что ему надо руководить боем пулеметов, Женя соглашалась:
- Да, конечно, лейтенант. Я понимаю. Сейчас мы тебя устроим и командуй себе. Мы же сберегаем твои силы.
- Оставь меня, - говорил он, - я сам дойду… Вот с Еремеевым.
- Быстрее… Меня раненые ждут.